Щит

На следующей странице:

Щит : 1) часть вооружения; 2) доска, на которой помещаются предметы для показа. Ср. лат. scutum - большой щит; scutra - плоское блюдо; чаша.

На фреске из Помпей (ок.70 г. н.э. Неаполь, Нац. музей) Гефест показывает Фетиде щит, изготовленный для Ахилла. Мы видим сидящую нереиду и ее отражение на зеркальной поверхности щита. Возникают вопросы: что мы видим? что видел и как смотрел (предлагал смотреть) на это изображение создатель фрески? Вопросы, имеющие принципиальное значение, т.к мы будем исходить из предположения, что фреска, созданная в 1 в. н.э. есть единственно возможная интерпретация текста Гомера, не артефакт, но μυθος как таковой, точнее, свидетельство сохранявшейся памяти о традиции рассказа об увиденном как особом ритуале. Для того, что бы понять, что можно было увидеть на фреске в 70 г. и что можно было услышать во время рецитации XVIII песни "Илиады" в гомеровскую эпоху, вспомним о семантике щита, сохранившую свою актуальность вплоть до Средневековья.

Даже в руках простого воина щит означал нечто большее, чем часть вооружения. Тацит отмечает у германцев пренебрежение к роскоши, "только щиты они расписывают яркими красками... Бросить щит - величайший позор, и подвергшемуся такому бесчестию возбраняется присутствовать на священнодействии и появляться в народ-ном собрании... и многие покончили со своим бесславием, накинув на себя петлю" (О происхождении германцев,6). То, что после Архилоха греческие лирики начинают "подозрительно часто сознаваться", что и они бежали с поля битвы, оставив свои щиты, среди прочего указывает и на знакомую грекам (как и германцам) ответственность за нарушение кодекса воинской чести, вероятно связанной с ответственностью за потерю щита, несущего изображение - знак принадлежности к роду или военному союзу (ср. значение signum у римлян и знамени в наше время).

В "Фастах" Овидия спустившийся на землю щит - обещанный Юпитером Нуме "верный залог" власти последнего и залог "судьбы государства"(III,259-382). Этот щит можно воспринимать в значении palta, т.е. "предмета, упавшего с неба". Такие предметы связывались с процветанием племени и тщательно охранялись. Щит использовался в ритуале вызывания дождя; на критских изображениях дух грома спускается на землю в образе похожего на восьмерку щита. На византийском рельефе (ок.1200г. Вашингтон, Дамбартон-Окс) император с символами власти стоит на щите; фон этого изображения – щит небесный с лучами света из центра и четырехлистниками (звездами). Явление palta приходится на изначальные времена и сопровождается установлением законов (в первую очередь palta - "залог судьбы"), разделением земли (Геродот IV,4,5-7) и общества (12,123 сл.). Т.о., это явление некоего божественного плана, знанием которого могут обладать только царь и посвященные, нпр., коллегия салиев в Риме (ср.историю Метия Помпузиана, который был казнен Домицианом за то, что имел императорский гороскоп и носил с собой чертеж круга земного (Светоний, Домициан 10,10).

В 1923 г. при раскопках античного города Дура Европос (на зап. берегу среднего Евфрата) нашли кожаную обшивку щита, на которой прочитывалась нарисованная краской карта (предположительно III в. н.э.). На карте (сохранился только ее сильно попорченный фрагмент) изображена часть Черноморского побережья, на которой по-гречески надписаны названия городов от Одесса до Трапезунта. Рядом с надписями нарисованы виньетки каменных зданий. На свободном пространстве моря видны изображения двух кораблей. Сохранившаяся часть карты образует только 1/8 окружности щита, поэтому нельзя с точностью определить назначение этой карты. Предполагается, что щит-карта принадлежала римскому воину и была составлена в память о прошлом походе, что карта является разновидностью "рисованных дорожников" (itineraria picta) . Французский исследователь П. Арно считает, что карта вообще никогда не была частью солдатского щита, а представляла собой чисто картографический объект, возможно даже фрагмент монументальной карты мира (от 6 до 9 м 2). Гипотезу о карте из Дура Европос как карте мира высказывают и другие ученые; они считают, что несохранившиеся части окружности карты были заполнены портами и городами Средиземноморья, и в этом случае наша карта может рассматриваться не как фрагмент карты Черного моря, но именно как mappa mundi , карта мира 5 .

Мифология света семантически сближает Солнце, щит, зеркало и поверхность воды. Эпитетом Феб Аполлон связан не только с Солнцем, но и с водой: у Гесиода (frg.274) прилагательное phoibei применяется к воде и означает “чистый”, "светлый", "ясный". В "Большом Этимологике" глагол phoibazõ: “освещать", "очищать", "прорицать" (ср. значение и.-евр. корня *bhã- : “блистать”, "сиять", "являть", "объяснять"). У Прокла, в комментарии на "Тимей"(40 bc, frg.194) Аполлон хтонический, "который создает повсюду на земле пророчественные воды и источники для предсказания будущего",- является эманацией Аполлона Небесного. В этой связи любопытно свидетельство Павсания о гадании в источнике святилища Деметры в Патрах: "Сюда спускают зеркало... и стараются не погружать его глубоко в источник, но так, чтобы вода только касалась ободка зеркала" (VII, ХХI,12).

Возможно, зеркальным был щит Амфиарая-мантиса (прорицателя), единственного из семерых, щит которого не был украшен: "Из меди сплошь, простой, без всяких знаков круг" (Эсхил,"Семеро против Фив" , 590). Здесь же, в Прологе, Вестник рассказывает Этеоклу как семь полководцев "Зарезали быка, в чернокаемный щит/ Спустили кровь и, руки ею вымарав, /...Разрушить город поклялись". Ср. у Аристотеля (о "метафоре по аналогии"): "чаша так относится к Дионису, как щит к Аресу, поэтому можно назвать чашу "щитом Диониса", а щит - "чашей Ареса"(Поэтика, 21.1457b 20).

Сочинение "Ασπισ "("Щит Геракла") предназначалось для исполнения в Пагасейском святилище Аполлона. Уже в IV в. до н.э. этот текст не считался принадлежащим Гесиоду, а для современных филологов представляет собою "достаточно вычурное описание щита, подражающее знаменитому изображению щита Ахилла в "Илиаде", но сильно уступающее ему в художественности и чувстве меры"(1,225). Однако благодаря именно "Щиту Геракла" мы находим следы, указывающие на имагинативность изображений и на щите Геракла, и на щите Ахилла, что, м.б., свидетельствует о стремлении его автора подражать не "художественности" Гомера, но языку мантиса, для которого "чувство меры" было бы скорее недостатком, языку, наиболее естественному в святилище Аполлона (среди эпитетов Аполлона один из древнейших - Μάντις: ХХХIV Orph. Hym.).

Описание щита Геракла начинается с указания на его целостность: щит "ни разу / Дальний иль ближний удар не пронзил"(140). В передаче световой символики автору определенно отказывает чувство меры. Щит назван "всеблещущим"(139), παναίολος (блестящий, совершенно пестрый, разнообразный) при αιόλος (проворный, верткий; сверкающий; пестрый) и Αiόλος (Эол, бог ветров); ср. и.-евр. корень ulu " uelu (вращать). Свет, исходящий от щита не просто "излучается", он "светит снизу": ὑ πολαμπές (142). "Внизу" щита находятся Аид, дракон, Эрида, Кера, поэтому свет, излучаемый щитом "пронзают", "теснят" (ᾐ λήλαντο) "зловещие складки"(143) (κυάνου - у Гесиода эпитет Кер: "черные", "страшные"; πτυχή - складка; слой; ряд, нпр., кож, наложенных друг на друга, из которых состоял боевой щит).

У круглого щита (его "Обод вкруг обтекал Океан" - 314), вероятно, несколько центров, что объясняется определенной оптикой видения (чтение текста предполагало декламацию не в современном смысле этого слова, но как "спектакль", όψις). В "первом" (относительно вербального текста) центре щита - дракон: "Был посредине дракон и страх от него несказанный: / Часто взирал он очами, из коих светилося пламя"(144-5). Дракон Пифон сторожил прорицалище Геи и Фемиды в Дельфах. Аполлон, убив Пифона, основал на месте этого прорицалища храм (Hymn.Hom. 2,115-196). Гомеровский гимн к Аполлону(371-2) возводит имя Пифона к πύθω (гноить), поскольку змей, убитый Аполлоном, гнил на солнце и от него исходил отвратительный запах ("дыхание Пифона", воодушевлявшее дельфийских прорицательниц). В "Щите" мы так же видим изгнившие кости, принадлежащие мужам, которые сражались против Аполлона. Поскольку данный опсис соединяет три времени, рапсоду необходимо было показать и живого Пифона, и его изгнившие кости (здесь они принадлежат всем противникам Аполлона). Так он решает проблему симультанной организации пространства.

На Олимпе, "в самом центре", на форминге играет Аполлон, а его окружает хоровод бессмертных (201-2). Колон (точка с запятой или двоеточие) в ст.201 заставляют говорить о том, что Аполлон находится не в центре щита, а в центре хоровода, однако обилие стихов в "Щите", считающихся поздними вставками, позволяет предположить и позднюю замену знака препинания,"сломавшую" из-за соображений "художественности" axis mundi. Рядом (209-211) можно было увидеть множество дельфинов, играющих в середине моря, однако после того как эти стихи были признаны "поздней вставкой", мы видим море без середины и всего двух дельфинов. Два дельфина более компактно располагаются на щите, чем множество дельфинов. Это делает изображение на щите, представленное как "изваянное" Гефестом на физически обозримой плоскости, более реалистичным, более "художественным". Ср. стремление исследователей представить изображения на щите Ахилла в виде схемы(14,175). Если наше предположение верно и перед нами поздняя филологическая игра, забывшая или захотевшая забыть "правила" имагинативных изображений, то и она дорогого стоит, поскольку так же принадлежит истории культуры.

"Спайками", соединяющими отдельные картины "Щита" в единый опсис, служат слова ἐ ν ("там же") и πᾲ ρ ("рядом"). Относительно последнего слова ценное замечание Плутарха: "дельфийцы считают, что останки Диониса хранятся у них, возле (или внутри - слово παρᾲ очень разнообразно в своих значениях) прорицалища" (Mor. 365a (Isid. et Osir.35). Среди других значений πάρ отметим: "во время"; "вследствие", "из-за". Трудно представить, какой величины должны быть щиты Геракла и Ахилла, если все на них изображенное находилось рядом друг с другом. Эта "проблема" разрешится, если мы забудем о позиции внешнего наблюдателя и вместо того, чтобы уменьшать количество дельфинов, попытаемся увидеть изображения внутри щита, и не по частям, а как целое, не в физическом времени, которого требует повествовательная структура рассказа, а в особом времени мифа (μυθος - слово, речь, весть) - мгновенно. Так изложение божественного учения Кришной Арджуне длилось, согласно "Бхагавадгите", несколько мгновений, тогда как рецитация реального санскритского текста (65 стр.) требует 2-2,5 часа "обычного" времени(2,203) . Так в мусульманской традиции, в учении о "редукции" Корана, весь Коран содержится в его первой суре, вся эта сура - в ее первой формуле, та - в ее первой букве, а та - в диакритической точке под ней же (3,24).

Бесконечная скорость передачи и получения Знания делает бессмысленной интерпретацию текста. Индийская традиция говорит не о чтении Гиты, а о ритуале рецитации, во время которого происходит индивидуальная встреча человека с Кришной. Это особого рода герменевтический круг, предполагающий восхождение от неполного к полному знанию через утрату знания ("жертву знанием"), через снятие всех противоречий и прежде всего противоречия части и целого. Тогда человек познает не гадательно,"сквозь зеркало" (διά κάτοπτρον) ("сквозь тусклое стекло" в СП) захиревшей и полузабытой традиции, но "лицом к лицу" (1 Сor. ХIII,12). Так в разговоре о "Щите Геракла" (он был и разговором о щите Ахилла) мы с необходимостью возвращаемся к фреске из Помпей, на которой в щите Ахилла кроме Фетиды, мы видим Ничто.

Легенда о Пеликане, питающем своей кровью птенцов, которых змея отравила ядовитым дыханием, и тем спасающим их от смерти, - древнего происхождения. О ней знает Плиний. Легенда была рано усвоена христианской символикой; Пеликан становится "знаком" Христа, искупившего своей кровью "первородный грех". Изображения Пеликана как бы скрепляет кровью замковые камни храмов, как напр. на северных хорах собора св. Стефана в Вене (ок. 1340 г.) и в некоторых близких по времени австрийских капеллах. На замковом камне на своде северного придела церкви св. Лоренца в Нюрнберге изображен Пеликан с тремя птенцами на щите , несомом ангелами (птицы белого цвета с красными клювами, гнездо желтого цвета). На некоторых церковных изображениях Пеликан окропляет своей кровью трех птенцов в гнезде напоминавшем чашу 4 .

Височная подвеска с Щит с привешенным куском

изображением головы Афины клетчатой материи.

IV в. до н.э.Эрмитаж Рисунок на дне чаши. IV в. до н.э.

Возможно, соседство этих двух изображений здесь случайно, и ажурная подвеска диска (щита?) никак не связана с традицией прикреплять к щиту ткань для защиты ног. Тем не менее, изображение на дне чаши интересно само по себе. В 1890 г. была опубликована статья В. Мальмберга , посвященная интерпретации этого сюжета.

– Здравствуйте! Мы продолжаем наш лекционный курс, посвященный взаимосвязи изобразительного искусства и искусства словесного, и сегодняшняя лекция будет посвящена одному из ведущих античных эстетических принципов, который можно обозначить как «живая симметрия». Вообще есть разные попытки сформулировать этот принцип, но задача наша в данный момент состоит не в том, чтобы устраивать некий терминологический диспут, а в том, чтобы через тот материал, который мы будем сегодня рассматривать, мы сами, как бы естественно, изнутри рассматриваемого материала подошли даже не столько к формулировке, сколько к пониманию принципа, о котором сегодня будет идти речь. Поэтому такое название, условное достаточно, – «живая симметрия» – для начала нас вполне устраивает.

Забегая вперед, скажу, что эта лекция как бы предваряет еще и последующую лекцию, которая запланирована нами как продолжение этой темы. Тогда мы будем рассматривать уже собственно произведения средневекового европейского искусства, а сегодня мы в основном будем говорить об античности, и в первую очередь об античности греческой. Но, конечно, материал, о котором мы сегодня будем говорить, и принцип, по которому мы будем его рассматривать, дает нам возможность для самых широких и далеко идущих обобщений. Т.е. мы за пределы греческой античности будем периодически выходить.

Еще одно небольшое предуведомление. Обычно наши лекции концентрируются на рассмотрении того, как художник или художники интерпретируют некий текст, некое произведение словесного искусства. Т.е. живописец, художник как интерпретатор слова. Сегодняшняя лекция в этом смысле будет отличаться от предыдущих, потому что здесь мы будем говорить о некой общей платформе, которая лежит в основе как произведений словесных, так и произведений изобразительных. В этом смысле сегодняшняя лекция будет в чем-то продолжать наш курс, а в чем-то и отличаться и быть вполне самостоятельной.

Начнем с Гомера

Итак, начнем с самого начала, с самого основания, с того, с чего начинается, по сути дела, античная культура. А любой школьник вам скажет, что античная культура начинается с Гомера, и будет по-своему прав. Можно, конечно, спорить о корнях, истоках и исторических границах, о том моменте, когда мы, собственно, античность начинаем называть античностью, какие были предшествующие периоды и как относиться к критской, минойской культуре, античная это культура или не античная. Я сейчас не хотел бы погружаться во все эти споры касательно периодизации, а предлагаю придерживаться такого простого, устоявшегося, сложившегося как бы представления о том, что то, что мы называем античной культурой, начинается с Гомера.

И вот поэтому мы с Гомера тоже и начнем. И посмотрим на один отрывок из «Илиады». Это очень известный отрывок – это описание того, как бог Гефест по просьбе богини Фетиды делает доспехи, и в первую очередь огромный, сверкающий, прекрасный, богато украшенный щит, для ее сына Ахиллеса. Вы помните этот сюжет. Доспехи нужны не простые, как у всех смертных, а особенные, прекрасные, неуязвимые, во всех отношениях божественные. Вот Фетида обращается к Гефесту с этой просьбой, и Гефест принимается за дело. Сначала он делает щит, а потом и остальной доспех, и щиту Ахиллеса Гомер уделяет очень большое внимание. Сейчас мы этот текст из «Илиады» прочитаем, а потом его обдумаем и прокомментируем.

Описание щита Ахилла у Гомера

<Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 478 – 480>

И вначале работал он щит и огромный и крепкий, Весь украшая изящно; кругом его вывел он обод Белый, блестящий, тройной; и приделал ремень серебристый.

< Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 483 – 489>

Там представил он землю, представил и небо, и море,

Солнце, в пути неистомное, полный серебряный месяц,

Все прекрасные звезды, какими венчается небо:

Видны в их сонме Плеяды, Гиады и мощь Ориона,

Арктос, сынами земными еще колесницей зовомый;

Там он всегда обращается, вечно блюдет Ориона

И единый чуждается мыться в волнах Океана.

От мира небесного Гомер переходит к миру земному.

< Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 490 – 496>

Там же два града представил он ясноречивых народов:

В первом, прекрасно устроенном, браки и пиршества зрелись.

Там невест из чертогов, светильников ярких при блеске,

Брачных песней при кликах, по стогнам градским провожают.

Юноши хорами в плясках кружатся; меж них раздаются

Лир и свирелей веселые звуки; почтенные жены

Смотрят на них и дивуются, стоя на кры́льцах воротных.

Дальше Гомер рассказывает, что в том же городе на площади идет шумный спор: два человека спорят о штрафе, о пене в привычном нам переводе Гнедича, который мы читаем. Что это за штраф, о котором они спорят? Это штраф за убийство. Один говорит, что заплатил уже штраф, другой говорит, что ничего не получал. Вокруг шум, толпа кричит, выступают свидетели с той и с другой стороны, а мудрые старцы выслушивают эти прения, выслушивают голоса сторон и творят свой суд.

Потом Гомер (и мы вслед за ним) переносится в другой город, потому что нам было вначале сказано, что Гефест сделал два града, два города на щите Ахилла. А там, во втором городе, идет война: «Город другой облежали две сильные рати народов, страшно сверкая оружьем» (Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 509 – 510).

И вот Гомер рассказывает, как отряд осажденных выходит из города на тайную вылазку под руководством богов войны Ареса и Афины, т.е. пара богов, мужское божество и женское божество, предводительствует этим отрядом, который идет на вылазку за провиантом. Они устраивают засаду и нападают из засады на стадо, которое стерегут два беспечных пастуха, – стадо волов и стадо овец, т.е. это два стада, соответственно и пастуха два. Воины нападают, убивают пастухов и гонят эти стада к себе, в осажденный город. Но в лагере осаждающих услышали шум, поднялась тревога, и вот уже всадники мчатся в погоню за отрядом и угнанным стадом.

< Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 530 – 540>

В стане, как скоро услышали крик и тревогу при стаде, Вои, на площади стражей стоящие, быстро на коней Бурных вскочили, на крик поскакали и вмиг принеслися. Строем становятся, битвою бьются по брегу речному; Колют друг друга, метая стремительно медные копья. Рыщут и Злоба, и Смута, и страшная Смерть между ними: Держит она то пронзенного, то не пронзенного ловит, Или убитого за ногу тело волочит по сече; Риза на персях ее обагровлена кровью людскою. В битве, как люди живые, они нападают и бьются, И один пред другим увлекают кровавые трупы.

После того, как Гомер рассказал нам, какую битву изобразил Гефест на щите Ахилла, он переносится к следующей сцене, и это сцена сельского труда.

<Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 541 – 551>

Сделал на нем и широкое поле, тучную пашню. Рыхлый, три раза распаханный пар; на нем землепашцы Гонят яремных волов, и назад и вперед обращаясь; И всегда, как обратно к концу приближаются нивы, Каждому в руки им кубок вина, веселящего сердце, Муж подает; и они, по своим полосам обращаясь, Вновь поспешают дойти до конца глубобраздного пара. Нива, хотя и златая, чернеется сзади орющих, Вспаханной ниве подобясь: такое он чудо представил. Далее выделал поле с высокими нивами; жатву Жали наемники, острыми в дланях серпами сверкая.

И Гомер так же подробно, как он только что описал нам пашню, в деталях описывает вслед за пахотой жатву, и принесение в жертву вола, и женщин, которые просеивают белую муку, готовя ужин для жнецов. А дальше бог Гефест делает на щите Ахиллеса прекрасный виноградник.

<Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 561 – 565>

Сделал на нем отягченный гроздием сад виноградный, Весь золотой, лишь одни виноградные кисти чернелись; И стоял он на сребряных, рядом вонзенных подпорах. Около саду и ров темно-синий и белую стену Вывел из олова...

И заканчивается это описание рассказом о прекрасном юноше, который играет на лире и поет, а работники на винограднике танцуют вокруг него в хороводе. Так работа на винограднике в этом описании плавно перетекает уже в праздник урожая, в некую следующую историческую фазу.

<Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 579 – 586>

Два густогривые льва на передних волов нападают, Тяжко мычащего ловят быка; и ужасно ревет он, Львами влекомый; и псы на защиту и юноши мчатся; Львы повалили его и, сорвавши огромную кожу, Черную кровь и утробу глотают; напрасно трудятся Пастыри львов испугать, быстроногих псов подстрекая. Псы их не слушают; львов трепеща, не берут их зубами: Близко подступят, залают на них и назад убегают.

А дальше вслед за этой кровавой сценой поедания двумя львами пойманного вола на глазах у пастухов Гомер показывает нам пастбище в прекрасной долине и там бесчисленные стада овец. И в этой мирной долине люди снова танцуют, водят хоровод.

< Гомер. Илиада (пер. Гнедича), Песнь XVIII, 593 – 610>

Юноши тут и цветущие девы, желанные многим, Пляшут, в хор круговидный любезно сплетяся руками. Девы в одежды льняные и легкие, отроки в ризы Светло одеты, и их чистотой, как елеем, сияют; Тех - венки из цветов прелестные всех украшают; Сих - золотые ножи, на ремнях чрез плечо серебристых. Пляшут они, и ногами искусными то закружатся, Столь же легко, как в стану колесо под рукою испытной, Если скудельник его испытует, легко ли кружится; То разовьются и пляшут рядами, одни за другими. Купа селян окружает пленительный хор и сердечно Им восхищается; два среди круга их головоходы Пение в лад начиная, чудесно вертятся в средине. Там и ужасную силу представил реки Океана, Коим под верхним он ободом щит окружил велелепный. Так изукрашенно выделав щит и огромный и крепкий, Сделал Гефест и броню, светлее, чем огненный пламень...

Анализ описания щита Ахилла

Вот это большое, обширное, включающее в себя более ста стихов описание щита Ахилла, которое я частично пересказал для краткости своими словами, а частично прочел, используя прекрасный классический перевод Гнедича. А теперь давайте посмотрим, что же мы видим на самом деле в этом описании? Это одно из самых знаменитых мест. Почему оно сегодня для нас так важно? Собственно, что здесь описано?

Понятно, что Гомер описывает здесь то, что сделал бог Гефест на щите. Это буквально по сюжету. Но если посмотреть на это шире, то ответ на вопрос будет, очевидно, такой: Гефест изобразил на этом щите весь мир, т.е., собственно, все то, что знали и видели люди вокруг себя. Он изобразил весь мир, а можно сказать по-другому: он изобразил всю жизнь.

Действительно, мы видим, что этот текст легко распадается на некое количество отрывков, каждый из которых посвящен какой-то своей теме. Это описание того, как устроена земля в целом, река Океан, которая по кругу оббегает землю, звезды на небе над землею. Мы видим, что здесь есть и небесный мир, и мир земной.

На земле мы видим два города, и в одном городе свадьба и в то же время сцена на рынке, спор двух людей, спор из-за убийства. Другой город окружен войсками, причем двумя войсками. И те, кто обороняется в этом городе, осажденные, они не сидят за стенами, они не только защищают стены, но они и действуют противоположным образом: они прерывают свою оборону и сами переходят в некое наступление, выходят на вылазку, оставив на стенах женщин, стариков и молодых отроков. Мужчины идут на вылазку, устраивают засаду, подкарауливают стадо и т.д.

Гомер драматично описывает битву между отрядом осажденных и отрядом осаждающих, в которой возникают аллегорические фигуры Злобы, Смуты, страшной Смерти. Эти фигуры появляются между людей в битве, бросаются то на одного, то на другого.

После этого Гефест изображает виноградный сад, после – стадо волов, на которое нападают львы, а потом мирную долину со стадами овец и хороводы в этой долине. И заканчивается все это описание опять упоминанием реки Океан – того, собственно, с чего началось это описание. Таким образом, огромный круг – а Гефест делает, судя по всему, круглый щит для Ахиллеса – огромный круг замыкается, мы снова получаем тот образ, с которого начиналось это пространное описание, образ реки Океан, которая объемлет собой всю землю. Круг замкнулся.

По какому принципу подобраны эти эпизоды, эти сцены? Понятно, что сюда Гомером включено все, что составляет жизнь человека – будни и праздники, жизнь и смерть, мир и война, городская жизнь и сельская жизнь, труды землепашца и труды скотовода. Если говорить о войне, то нападение и защита, осада крепости и вылазка за ее стены и т.д.

Я думаю, вглядываясь в это описание, мы хорошо улавливаем композиционный принцип, по которому Гомер строит свое описание. Этот принцип можно описать (или определить) как «пары противопоставленных друг другу образов», такие противоположные пары. Т.е. практически любой эпизод, и большой, и малый, почти любая деталь в этом описании щита имеет себе некую пару, некое соответствие. Скажем, если упомянуты девушки, то упомянуты и юноши, если мужчины, то и женщины, если праздник – то и какая-то сцена, противопоставленная празднику, например, суд из-за убийства, и это убийство совершенное, очевидно, противопоставлено свадьбе, которая происходит в том же городе. Т.е., по сути дела, все разбито на такие пары противоположностей.

Мы замечаем, что чаще всего в этом описании, во всех этих описаниях нам встречается число два. И это тоже, наверное, не случайно, потому что вот эта парность в этом описании, конечно, сама подталкивает к тому, чтобы всюду действовали некие пары. Два бога предводительствуют войском, два человека спорят о пени из-за убийства, два пастуха пасут два стада волов и овец, и понятно, что волы и овцы – это два основных вида животноводства. Опять же, если говорить о работе на земле, то у нас тут есть – невзирая на то, что это относится к разным сезонам – и пашня, т.е. земля только начинает обрабатываться, засеиваться, и у нас есть уже жатва, т.е. урожай уже взошел и его жнут. Да, и городов два, естественно, мы это тоже замечаем. Одним словом, вот этот принцип парности и число два пронизывают здесь все.

Поначалу нам кажется, когда мы читаем описание щита Ахилла у Гомера, что это описание построено по принципу такой непрерывно льющейся реки, где все дано как бы через запятую, где одно сменяет другое, и перед нами просто некая попытка вычерпать содержание путем, скажем так, длинного перечисления. Сочинительная связь такая между этими элементами, между этими эпизодами. На самом деле после того, как мы вот сейчас проанализировали прочитанное, мы понимаем, что это никак не простое перечисление, где все элементы возникают перед нами как бы через запятую, а здесь каждый занимает свое определенное место и, в общем, жестко обусловлен. Элементы обуславливают друг друга.

Принцип контрастных пар

Что дает такой принцип парности? Он дает возможность поэту на самом деле в очень небольшом отрывке – всего-навсего сто строк – описать огромную по своему объему тему: описать весь мир и всю людскую жизнь. Нам кажется, что описание щита Ахилла длинное и пространное. На самом деле, если на него посмотреть с другой стороны, оно достаточно сжатое, очень упругое, и в нем как раз за счет вот этой парности, за счет этой системы противопоставленных друг другу парных элементов есть возможность исчерпать достаточно быстро огромное содержание.

Как сказать о бесконечном разнообразии жизни? Можно – бесконечно перечисляя элементы, из которых она состоит. Сцены, эпизоды, персонажи, занятия. А можно – жестко структурировав это разнообразие. Вот «жестко структурировав» – это тот путь, который выбирает античная культура. Мы видим это уже здесь, в самом истоке, у Гомера в «Илиаде», как описание вселенной, описание всего мира и всей людской жизни укладывается на самом деле в короткий отрывок из ста строк, и происходит это потому, что Гомер здесь использует композиционный прием разбиения своего описания на противоположные пары. Этот принцип можно назвать по-разному: принцип «контрастных пар», или «симметричных пар», или «принцип противоположностей», принцип оппозиции. В общем, суть не в термине, который мы будем использовать. Главное, что мы понимаем как бы самый смысл этого принципа. И именно он здесь оказывается ведущим.

Что я еще бы здесь заметил? Это не просто симметричные пары, это именно, как мы уже сказали, контрастные пары, т.е. в каждой паре два элемента не просто сопоставляются, но в чем-то противопоставляются друг другу. Они как сопоставляются, так и отличаются друг от друга. Т.е. это такой принцип, когда выделяются два элемента и между этими элементами, с одной стороны, устанавливается связь и очевидное сходство, а с другой стороны – подчеркивается очевидное различие. Вот это единство одновременного и различия, и сходства – это очень важный момент. Это как раз то, о чем мы будем говорить в сегодняшней лекции дальше и для чего я предлагаю термин «живая симметрия».

Куросы и коры

Если мы теперь от литературного произведения… Точнее, правильнее было бы, конечно, сказать – словесного, потому что, строго говоря, это устное творчество и литературой оно, конечно, не является, это еще как бы некое долитературное творчество, хотя это основа всей античной, а позже и всей европейской литературы. Так вот если мы от произведения словесного искусства сейчас перенесемся, если можно так сказать, к изобразительному искусству, то давайте посмотрим, а не увидим ли мы тут чего-то интересного для себя после прочитанного и проанализированного отрывка из Гомера.

Начнем с греческой архаики, с VI века до Р. Х., со скульптур, которые в достаточном количестве до нас дошли. Все они подобны друг другу, этот тип скульптур называется «курос» – обнаженный юноша, который, как правило, одной ногой шагает слегка вперед, точнее, одна нога выставлена вперед как бы в некотором подобии шага. Плечи развернуты на нас, смотрит курос, юноша, тоже на нас. На лице куросов застыла так называемая «архаическая улыбка», длинные волосы падают на спину, завитые в косички. Руки, как правило, опущены и прижаты к бедрам, напоминая чем-то стойку солдата, когда говорят, что солдат стоит по стойке «смирно». Это было бы совсем похоже на стойку «смирно», если бы не одна нога, выставленная немного вперед. Видимо, таким образом архаические скульпторы изображали шаг. Хотя, конечно, ясно, что эта скульптура не шагает естественным образом, это именно условное изображение шага.

Куросов, эти обнаженные скульптуры юношей, которые датируются все VI веком до Р. Х., археологи находили и находят в самых разных местах Древней Греции – и на островах, и на материке, и на той территории современной Италии, которую греки колонизировали и которая называлась «Великая Греция», и на территории современной Турции в Малой Азии. Средиземноморский турецкий берег тоже был местом обитания греков, он был весь покрыт греческими городами-колониями. И на всей этой обширной территории находят изображения куросов.

Им современные, т.е. тоже относящиеся к VI веку до Р. Х. так называемые «коры», изображения дев, локализованы в районе афинского Акрополя. Кора, которая сейчас перед нами, как раз из замечательного археологического музея афинского Акрополя, там она хранится.

Мы видим здесь тоже характернейшие приметы. Все коры тоже похожи друг на друга, подобны друг другу, хотя, конечно, в нюансах и отличаются. У них всех длинные волосы, заплетенные в косички, иногда этих косичек три с каждой стороны падает на плечи, а иногда четыре, но тем не менее косички есть всегда. Это застывшая, так называемая «архаическая» улыбка на губах. (Архаической она называется в первую очередь потому, что эта улыбка не передает эмоцию. Она как бы существует на лице отдельно, скорее как улыбка на улыбающейся маске. Эта улыбка не говорит ни о каком психологическом состоянии изображенного человека.)

Высоко поднятые брови, статичная поза, длинное платье до земли – это характерные приметы всех кор. Одна рука иногда прижата к бедру, иногда держит складки платья впереди. А другая рука согнута в локте и протянута нам навстречу. Ну, не столько нам, сколько богу скорее всего. Предположительно, кора держала в этой руке какое-то жертвоприношение, например, стоя возле храма и протягивая жертву богу или богине – яблоко или гранат. Ученые спорят о том, что коры держали в руках, потому что вот эти согнутых рук до нас практически не дошло.

Я показываю только одну кору и одного куроса. На самом деле их гораздо больше, но поскольку они все похожи друг на друга, то можно на этом примере говорить об особом определенном типе скульптуры. Что мы видим в этой скульптуре, какой принцип здесь господствует? Очевидно, и особенно это хорошо заметно на примере куроса, что это симметрия. Можно назвать эту симметрию вертикальной. Т.е. можно представить себе некую вертикальную ось, которая эту фигуру пронизывает как бы от макушки до пят. И по отношению к этой вертикальной оси фигура почти симметрична.

Она была бы полностью симметрична, если бы не немного выставленная вперед нога, потому что и глаза, и волосы, и брови, и архаическая улыбка, и руки, опущенные вниз, и плечи, развернутые на нас, и изображение торса – все строго симметрично. Если мы посмотрим на кору, то мы увидим ту же самую картину. Опять мы увидим осевую вертикальную симметрию, и она была бы совершенно полной, если бы не одна рука, которая у коры была выставлена вперед.

Т.е., по сути дела, в архаической скульптуре и на примере куросов, и на примере кор мы видим, что здесь последовательно проводится принцип симметрии. В данном случае – вертикальной осевой симметрии. И мы видим также вторую вещь: что эта симметрия чуть-чуть нарушена. В случае с корой в первую очередь жестом руки, в случае с куросом – шагом ноги.

Фигуры приходят в движение

Мы знаем, что дальше античная скульптура будет развиваться, уходя от этой статики и приходя ко все большей и большей естественности положения человеческого тела. Естественности, когда одно плечо начнет подниматься чуть выше другого, одно бедро начнет оказываться чуть выше другого, когда руки наконец оторвутся от тела и придут в некое движение.

Здесь полезно взглянуть на знаменитую античную скульптуру – так называемого «Мальчика» Крития, мраморную скульптуру, которая тоже хранится в музее афинского Акрополя. Ее иногда относят к так называемой строгой, или ранней классике. Это как раз пример переходного стиля между архаикой и собственно классикой, между архаическими куросами с их прямотой и такой буквальной симметрией и тем, что мы называем классическим искусством уже не VI, а V века до Р. Х., когда скульпторы будут ставить тело обнаженного юноши или мужчины уже совершенно свободно. Мы видим здесь – уже очень хорошо это заметно, – как, чуть-чуть изменяя этой строгой симметрии, Критий сразу дает нам куда более естественное и жизнеподобное изображение, если сравнивать его с недавно еще господствовавшим в искусстве Древней Греции типом куроса.

Посмотрим на еще одно изображение «Мальчика» Крития, на еще одну фотографию. В данном случае это черно-белая фотография, но это нам ничуть не мешает. «Мальчика» Крития здесь еще лучше видно, поскольку здесь есть вид сзади-сбоку. Мы понимаем, что это уже не архаический курос. Мы видим, что все изгибы тела куда более естественны, и вся фигура как бы приходит в движение. И, конечно, это не обязательно доказывать многочисленными примерами, мы хорошо себе представляем, как будет дальше развиваться античная скульптура.

«Лаокоон и его сыновья»

Я пробегу сразу множество стадий поздней архаики, ранней классики, поздней классики – давайте мы перенесемся в эпоху эллинизма и посмотрим на знаменитую скульптурную группу «Лаокоон и его сыновья», которая хранится сейчас в музее Ватикана. Это эпоха эллинизма, между Лаокооном и куросами с корами дистанция во времени больше трехсот лет. Мы видим, что за эти триста лет искусство прошло колоссальный путь. Можно отдельно говорить о правдоподобной передаче кожи, например, суставов, вен, сочленений, сухожилий, мускулатуры. Можно говорить, что появилось и достигло высочайшего развития искусство передачи мимики в скульптуре.

На секундочку вернемся к куросу. Здесь ни о какой мимике говорить не приходится вообще, мы выделяем только как отдельный элемент вот эту у всех одинаковую, условную архаическую улыбку. А здесь, в скульптуре «Лаокоон», скульптор передает эмоции. Лицо жреца Лаокоона изборождено морщинами, и это не просто морщины возраста, это еще и морщины страдания, крик боли, может быть, взывание к богу, взывание о помощи. Змеи жалят Лаокоона и его сыновей, убивают их, и, как мы знаем, убьют. И Лаокоону, и его сыновьям суждена гибель, они гибнут на наших глазах.

Можно долго говорить о колоссальных различиях между этой скульптурной группой и архаической скульптурой VI века до н.э. Но давайте теперь посмотрим на это с другой стороны. Ведь если вдуматься, то это, такое непохожее на куросов и кор, такое динамичное, сложно устроенное скульптурное произведение тоже подчиняется уже знакомому нам правилу симметрии, которая сразу же бросается в глаза, когда мы только издали впервые смотрим на эту скульптурную группу.

Мы видим, что тела образуют некий треугольник. Что фигуры сыновей, безусловно, ниже, Лаокоон над ними возвышается, он в центре, они по бокам. Мы видим, что этот треугольник не такой уж строгий, он не равнобедренный, конечно, но тем не менее он очень хорошо просматривается. Понятно, что фигура Лаокоона центральная, это в каком-то смысле ось этой композиции, если можно так выразиться, а фигуры мальчиков справа и слева. Причем они разного возраста и как бы в разных фазах своей гибели находятся. Так вот, для нас очевидно, что фигуры мальчиков находятся по отношению к центральной фигуре, к этой оси, справа и слева, уравновешивая ее.

Давайте посмотрим повнимательнее на мальчиков. Тот, кто для нас слева, видимо, младший, уже запрокинул голову, он уже фактически умирает на наших глазах; тот, который справа для нас, еще смотрит на отца, он старше, лицо его говорит о том, что он еще жив. Он пытается рукой с ноги сбросить кольцо змеи, которое обвило его за ногу, т.е. он еще борется.

Лаокоон тоже показан в борьбе и в напряжении. Мы видим здесь, что перед нами как бы разные фазы гибели и что правая и левая фигуры мальчиков, с одной стороны, сопоставлены друг другу, образуя симметричную пару, а с другой стороны – противопоставлены друг другу, т.е. это сопоставление по принципу контраста. Откинутый назад левый и наклонившийся вперед правый, младший левый и старший правый, левый на отца не смотрит, правый смотрит, один уже умирает, другой еще борется. Я назвал, конечно, только несколько самых очевидных противоположностей, на самом деле их еще больше, если мы будем внимательно приглядываться: поворот головы, положение ног, положение рук, там буквально за что ни возьмись – все можно противопоставить одно другому.

И тем не менее, несмотря на все эти противоположности, понятно, что эти фигуры симметрично уравновешивают с двух сторон центральную крупную фигуру отца, и треугольник, лежащий в основе этой скульптурной группы, ясно просматривается.

Итак, повторюсь, между куросами и корами, с одной стороны, и скульптурной группой «Лаокоон», относящейся к эллинистической эпохе, с другой – разница огромная. Но также понятно и другое: что вся эта скульптура, и куросы, и коры, и «Лаокоон», принадлежат к некой общей античной культуре, пусть и к разным ее эпохам. Единство античной скульптуры в том, что внутри нее действует некий единый эстетический принцип.

Мы видим, что это, во-первых, некоторое тяготение к созданию симметричных структур. С другой стороны, эта симметрия никогда не бывает строгой. Она все время должна быть нарушена. В создании симметричных пар всегда участвуют пары так или иначе контрастно не просто сопоставленные, но в чем-то и противопоставленные друг другу. А вот степень этого нарушения симметрии варьируется от очень значительной, как здесь, в «Лаокооне», до очень незначительной, как, например, в архаическом куросе.

Тем не менее важно, что симметрия с нарушением, или назовем ее по-другому – живая симметрия, т.е. нестрогая симметрия – это и есть тот принцип, который мы сейчас наблюдаем, разглядывая скульптуру. И если мы вспомним описание Гомера, которое мы зачитывали и обсуждали в начале лекции, описание щита Ахиллеса из «Илиады» Гомера, то мы вспомним, что и там на самом деле наблюдался тот же самый принцип – симметрия со смещением, симметрия с отклонением от нее, симметрия, включающая в себя контрастные, противопоставленные по смыслу или по тому или другому признаку пары.

Морская богиня Фетида стремилась сделать своего сына Ахилла неуязвимым и по ночам закаляла его в огне, а днем натирала амврозией. По другой версии, она купала его в водах подземной реки Стикс, протекавшей в царстве мрачного Аида. И только пятка, за которую она его держала, осталась незащищенной. Ахилла воспитал мудрый кентавр Хирон, который кормил его внутренностями львов, медведей и диких вепрей. Он же обучил его пению и игре на кифаре.

Ахилл вырос могучим, крепким юношей, он никого не боялся. В шесть лет убивал свирепых львов, кабанов, без собак догонял оленей и валил их на землю. Богиня Фетида, которая жила в океане, не забывала о своем сыне, приплывала к нему, давала дельные советы.

В то время герой Менелай стал собирать по всей Греции отважных воинов для похода против Трои. Фетида, зная, что сыну уготован рок участвовать в Троянской войне и погибнуть, всеми силами старалась противостоять ему. Она отправила сына на остров Скирос во дворец царя Ликомеда. Там среди царских дочерей он и скрывался в девичьих одеждах.

Но греческие прорицатели знали, что одним из героев Троянской войны будет юный воин Ахилл, они подсказали вождю Менелаю, что он скрывается на острове Скирос у царя Ликомеда. Тогда вожди Одиссей и Диомед снарядили торговый корабль, переоделись в купцов, набрали разного товара и прибыли на Скирос. Там они узнали, что у царя Ликомеда живут только дочери. А где же Ахилл?

Тогда Одиссей, славившийся хитростью, придумал, как узнать Ахилла. Они пришли во дворец Ликомеда и разложили в зале украшения, ткани, домашнюю утварь, боевые мечи, щиты, кинжалы, луки и стрелы. Девушки с интересом рассматривали товар. Заметив это, Одиссей вышел и попросил своих воинов, стоявших у входа во дворец, издать боевой клич. Воины застучали в щиты, загудели в трубы, закричали призывными голосами. Казалось, началась война. Царевны в страхе разбежались, но одна из них схватила меч и щит и побежала к выходу.

Так Одиссей и Диомед узнали Ахилла и предложили ему участвовать в Троянской войне. Он с радостью согласился. Ему давно хотелось сбросить с себя девичье платье и заняться настоящим делом, достойным мужчины.

Ахилл прославился в первые же дни сражений. Он проявил себя бесстрашным, умелым воином, удача сопутствовала ему всюду. Он совершил много подвигов. Вместе с другими участвовал в разорении окрестностей Трои, покорил население городов Лирнесс и Педас, взял в плен прекрасную Брисеиду. Но вождь Агамемнон отобрал у него девушку, чем вызвал страшную обиду у Ахилла. Он так рассердился на Агамемнона, что отказался воевать против троянцев. И только гибель друга Патрокла вынудила Ахилла снова взяться за оружие и встать в ряды греков.

Погиб Ахилл самым нелепым образом: он ворвался в Трою и направился к царскому дворцу, но не любивший его троянский царевич Парис взял лук и упросил благоволившего ему бога Аполлона направить стрелы в Ахилла. Одна из двух его стрел попала в единственное уязвимое место Ахилла, в пятку. Так скончался один из самых знаменитых героев Троянской войны. Его гибель оплакивало все войско.

Ахилл (Ахиллес), величайший греческий герой в троянской войне

Ахилл (Ахиллес), греч. - сын фтийского царя Пелея и морской богини Фетиды, величайший ахейский герой в троянской войне.

Никто из ста тысяч ахейцев, пришедших под высокие стены Трои, не мог сравняться с ним силой, отвагой, ловкостью, быстротой, а также прямотой характера и мужественной красотой. У Ахилла в избытке было все, что украшает мужчину, лишь в одном судьба отказала ему - в счастье.

Ахилл родился от брака, который был навязан его матери. Первоначально за ней ухаживал сам Зевс, но затем он узнал от титана Прометея, что, согласно пророчеству, сын Фетиды превзойдет своего отца - и тогда, оберегая свои интересы, Зевс выдал ее за смертного, за Пелея. Когда у нее родился сын, она окунула его в воды Стикса, подземной реки в царстве мертвых, и все его тело (за исключением пятки, за которую она держала сына) покрылось невидимым панцирем. Но, очевидно, это уже легенды более позднего происхождения, так как Гомер ничего об этом не знал. Он рассказывал лишь, что Фетида натирала Ахилла амброзией и закаляла его над огнем, чтобы он стал неуязвимым и бессмертным. Но однажды ее застал за этим занятием Пелей. Увидев сына в огне, он испугался, решил, что Фетида хочет убить Ахилла, и бросился на нее с мечом. Бедной богине было не до объяснений, она еле-еле успела скрыться в морских глубинах и больше уже к Пелею не возвращалась. Брошенному сыну Пелей подыскал воспитателя. Сначала им был мудрый старец Феникс, затем кентавр Хирон, который кормил его медвежьими мозгами и жареными львами. Такой режим питания и воспитания явно шел Ахиллу на пользу: десятилетним мальчиком он убил голыми руками дикого кабана и догнал на бегу оленя. Вскоре он научился всему, что полагалось герою того времени: вести себя как мужчина, владеть оружием, лечить раны, играть на лире и петь.

«Ахиллес между дочерями Ликомеда», Герард де Лересс (много картин разных художников с Ахилом-Ахиллесом собрано на ).

Фетиде было возвещено, что ее сын будет поставлен перед выбором: жить долго, но без славы или прожить короткий, но славный век. Хотя она и желала ему славы, но как мать, естественно, отдавала предпочтение долгой жизни. Узнав, что ахейские цари готовятся к войне с Троей, она укрыла Ахилла на острове Скирос у царя Ликомеда, где ему пришлось жить в женской одежде среди царских дочерей. Но Агамемнон с помощью прорицателя Калханта выяснил его местопребывание и послал за ним Одиссея и Диомеда. Переодевшись купцами, оба царя проникли во дворец и разложили перед царскими дочерями свой товар. Среди дорогих тканей, драгоценностей и прочих изделий, к которым женщины испокон веков проявляют интерес, словно случайно оказался меч. И когда по условному знаку спутники Одиссея и Диомеда издали воинственный клич и зазвенело оружие, все девушки в страхе разбежались - и лишь одна рука потянулась к мечу. Так Ахилл выдал себя и без долгих уговоров пообещал присоединиться к ахейскому войску. Его не удержала на Скиросе ни дочь Ликомеда Деидамия, ждавшая от него сына, ни перспектива долгого и счастливого правления у себя на родине. Вместо Фтии он избрал славу.

В гавань Авлиды, где сосредоточивалось ахейское войско, Ахилл привел пять тысяч мужей, ядро отряда составляли храбрые мирмидоняне. Его отец Пелей по причине преклонных лет не мог участвовать в походе, поэтому он уступил ему свои доспехи, огромное копье из твердого ясеня и боевую колесницу, запряженную бессмертными конями. Это были свадебные дары, полученные Пелеем от богов, когда он женился на Фетиде, и Ахилл сумел ими воспользоваться. Девять лет сражался он под Троей, взял двадцать три города в ее окрестностях, наводил на троянцев ужас одним своим появлением. Все ахейцы, от вождей до последнего рядового воина, видели в нем самого отважного, искусного и удачливого воина - все, кроме главнокомандующего, Агамемнона.

Он был могучим царем и хорошим воином, но смириться с тем, что его подчиненный превосходит его заслугами и популярностью, - для этого Агамемнону недоставало благородства. Долго скрывал он свою неприязнь, но однажды не удержался. И это привело к распре, которая едва не погубила все ахейское войско.

Это произошло на десятый год войны, когда в ахейском лагере воцарилось глубокое недовольство и разочарование. Воины мечтали о возвращении домой, а полководцы теряли надежду приобрести славу и добычу взятием Трои. Ахилл отправился со своими мирмидонянами в соседнее царство, чтобы снабдить армию провиантом и поднять ее дух с помощью богатой добычи. В числе приведенных пленных оказалась дочь Хриса, жреца Аполлона, которая при дележе добычи досталась Агамемнону. Ахилл ничего не имел против, так как она его не интересовала; он полюбил прекрасную Брисеиду, плененную во время одной из предыдущих экспедиций. Однако вскоре в лагере ахейцев появился и Хрис; он пожелал воинам скорой победы и попросил Агамемнона вернуть ему дочь за богатый выкуп. Ахейцев это предложение устраивало, зато Агамемнон был против: ему, мол, девушка нравится и он ее ни за что не отдаст, а Хрис, мол, пусть идет, откуда пришел. Тогда жрец обратился к своему богу Аполлону с мольбой отомстить за него. Аполлон внял его мольбе, спустился с Олимпа и начал стрелами из своего серебряного лука рассевать по греческому лагерю моровую язву. Солдаты гибли, но Агамемнон не пытался умилостивить разгневанного бога - и тогда Ахилл решил вмешаться. Он созвал собрание воинов, чтобы вместе решить, что делать. Это еще раз задело самолюбие Агамемнона, и он решил отомстить. Когда прорицатель Калхант возвестил войску, что для примирения с Аполлоном нужно вернуть Хрису его дочь (но теперь уже без всякого выкупа, да еще принести извинения), Агамемнон оборвал его и злобно набросился на Ахилла, заступившегося за прорицателя. После неслыханных оскорблений, позорящих Ахилла перед всем войском, Агамемнон заявил, что в интересах армии отказывается от Хрисеиды, но зато возьмет себе другую у кого-нибудь из полководцев - и выбрал Брисеиду, возлюбленную Ахилла.

Кадр из фильма «Троя» 2004 года. В роли Ахиллеса - актер Брэд Питт.

Как дисциплинированный солдат Ахилл подчинился решению командующего, но и сделал из этого свои выводы. Он поклялся, что не будет участвовать в сражениях, пока Агамемнон не попросит у него прощения и не восстановит его попранную честь. Затем он удалился на морской берег, вызвал из глубоких вод свою мать и попросил ее замолвить за него словечко перед Зевсом: пусть вседержитель поможет троянцам потеснить ахейское войско, чтобы Агамемнон понял, что без Ахилла ему не обойтись, и пришел к нему с извинениями и просьбой о помощи.

Фетида передала Зевсу просьбу сына, и тот не отказал ей. Он запретил остальным богам вмешиваться в войну, а сам побудил предводителя троянцев Гектора воспользоваться отсутствием Ахилла и оттеснить ахейцев к самому морю. В то же время он наслал на Агамемнона обманчивый сон, соблазнивший его перейти в наступление, несмотря на выход Ахилла из игры. Ахейцы мужественно сражались, но были вынуждены отступить. Троянцы же вечером после битвы даже не вернулись под защиту городских стен, а расположились на ночлег прямо перед ахейским лагерем, чтобы с приходом дня одним мощным ударом уничтожить его. Видя, что дело плохо, Агамемнон послал сообщить Ахиллу, что берет свои слова обратно, возвращает ему возлюбленную и в придачу к ней еще семь дев с богатыми дарами - только бы Ахилл сменил гнев на милость и снова взялся за оружие. На этот раз Ахилл зашел слишком далеко в своем гневе: он отверг предложение Агамемнона и заявил, что не вступит в бой, пока Гектор не нападет непосредственно на его лагерь; однако до этого дело не дойдет, так как он, Ахилл, вскоре возвратится со своим войском в родную Фтию.

Катастрофа казалась неотвратимой: в утренней атаке троянцы прорвались сквозь ряды ахейцев, проломили стену, защищавшую лагерь, и Гектор уже собрался поджигать корабли, чтобы лишить греков возможности бегства. В эту минуту к Ахиллу пришел его лучший друг Патрокл и попросил разрешения надеть доспехи Ахилла и помочь друзьям-ахейцам, попавшим в беду. Патрокл рассчитывал, что троянцы примут его за Ахилла ив страхе перед ним отступят. Сначала Ахилл колебался, но, увидев, что Гектор уже поджигает один из греческих кораблей, немедля выполнил просьбу Патрокла; кроме доспехов он дал ему и все свое войско. Патрокл ринулся в бой, и его хитрость удалась: думая, что перед ними Ахилл, троянцы опешили. Патрокл погасил пожар, оттеснил троянцев к городским стенам, но затем был опознан, так как не решился взять с собой тяжелое копье Ахилла. Тогда троянцы отважились вступить с ним в бой: копейщик Эвфорб с помощью Аполлона смертельно ранил Патрокла, а затем Гектор пронзил его копьем.

«Ахиллес у стен Трои», Жан Огюст Доминик Энгр, 1801

Весть о гибели друга поразила Ахилла и ввергла его в скорбь. Забыв о своих обидах, он хотел броситься в бой, чтобы отомстить за Патрокла, но его доспехи уже достались Гектору. По просьбе Фетиды сам оружейник богов Гефест за одну ночь изготовил ему новые. Над трупом Патрокла Ахилл поклялся отомстить Гектору. Он примирился с Агамемноном, который перед всем войском признал свою вину и вернул ему Брисеиду, и в первом же сражении после гибели Патрокла убил Гектора.

Это был беспощадный бой: Ахилл искал Гектора в рядах троянцев и трижды вступал с ним в бой, но всякий раз Гектора спасал Аполлон, верный защитник Трои. Придя в ярость, Ахилл обратил в бегство все троянское войско, убил множество троянцев и их союзников, а остальные укрылись за стенами города. Когда за последним из беглецов закрылись огромные Скейские ворота, перед ними остался один лишь Гектор. Чтобы спасти честь войска и свою собственную, он вызвал Ахилла на поединок. Бросая вызов, он предложил, чтобы победитель отдал тело побежденного его друзьям, чтобы те достойно похоронили его. Но Ахилл принял только вызов, не соглашаясь ни на какие условия, и бросился на противника, как лев на беззащитную жертву. Несмотря на все свое мужество, Гектор устрашился и бросился в бегство. Трижды обежал он высокие стены Трои, спасая свою жизнь, но наконец остановился и по наущению Афины, желавшей гибели троянцам, скрестил оружие с Ахиллом. В поединке не на жизнь, а на смерть, который поверг в изумление даже богов, Гектор пал, пронзенный копьем Ахилла.

Ахилл с телом Гектора

Торжествующий Ахилл привязал тело Гектора к своей боевой колеснице и трижды объехал стены Трои, а затем приволок его в свой лагерь, чтобы отдать на растерзание ахейским псам. Однако боги не дали осквернить тело павшего героя, и сам Зевс велел Фетиде образумить Ахилла. Когда под покровом ночи дряхлый Приам пробрался в лагерь Ахилла, чтобы выкупить тело сына, Ахилл, тронутый скорбью старика, добровольно вернул ему труп Гектора. Он даже приостановил военные действия на двенадцать дней, чтобы троянцы смогли торжественно похоронить своего вождя. Таким образом, Ахилл победил не только своего противника, но и собственные страсти, доказав этим, что он подлинный герой, более того - что он человек.

«Приам, испрашивающий у Ахиллеса тело Гектора», Александр Иванов, 1821

Ахиллу не было суждено стать свидетелем падения Трои: вскоре его самого ждала смерть. Он еще успел победить Пенфесилею, приведшую свое женское войско на помощь Трое, а затем победил в поединке нового предводителя троянского войска - царя Мемнона из далекой Эфиопии. Но когда после этой своей победы он решил ворваться в город через Скейские ворота, на его пути встал . Ахилл велел ему уйти с дороги, угрожая пронзить его своим копьем. Аполлон подчинился, но только для того, чтобы немедленно отомстить за это оскорбление. Поднявшись на городскую стену, он приказал Парису послать стрелу в Ахилла. Парис охотно подчинился, а стрела, полет которой направлял Аполлон, попала в пяту Ахилла, не защищенную доспехами.

От падения Ахилла задрожала земля и треснула городская стена. Однако он тут же поднялся и выдернул роковую стрелу из пяты. При этом крючки наконечника вырвали большой кусок мяса, порвали жилы, и из раны рекой хлынула кровь. Видя, что с потоком крови сила и жизнь покидают его, он страшным голосом проклял Аполлона и Трою и испустил дух.

«Хирон, Фетида и погибший Ахилл», Помпео Батони, 1770 год

Вокруг тела Ахилла закипела жестокая сеча. Наконец ахейцы вырвали его тело из рук троянцев, принесли в свой лагерь и с почестями предали огню на высоком погребальном костре, который поджег сам бог Гефест. Затем прах Ахилла смешали с прахом Патрокла и над их общей могилой насыпали высокий курган из глины, чтобы он веками возвещал славу обоих героев.

По мнению многих исследователей древних легенд, Ахилл - самый великолепный образ из всех, созданных греческой литературой. И поскольку эти творения Гомера являются вершинами греческой литературы, которые до сего дня не были превзойдены в эпической поэзии любого другого народа, Ахилла можно смело отнести к одному из великолепнейших образов во всей мировой литературе. Поэтому понятно, что ни одно из живописных или скульптурных изображений Ахилла не выдерживает сравнения с литературным образом.

По-видимому, античные художники отдавали себе отчет в этой ограниченности своих возможностей: они изображали Ахилла с какой-то робостью, а скульпторы и вовсе обходили его стороной. Зато в вазописи сохранилось около четырехсот изображений Ахилла. Наиболее известен «Ахилл» на аттической амфоре сер. 5 в. до н. э. (Рим, Ватиканские музеи), «Ахилл играет с Аяксом в кости» (всего 84 экземпляра, в том числе ваза Эксекия, ок. 530 - тоже в Ватиканских музеях), «Ахилл перевязывает раненого Патрокла» (аттическая чаша ок. 490 до н. э., единственный экземпляр - в Государственных музеях в Берлине). Часто изображались также поединки Ахилла с Гектором, Мемноном, Пенфесилеей и др. сюжеты. В Национальном музее в Неаполе хранятся помпейские фрески «Кентавр Хирон учит Ахилла играть на лире», «Одиссей опознает Ахилла среди дочерей Ликомеда» и др.

Из крупных художников нового времени одним из первых рискнул изобразить Ахилла П. П. Рубенс («Ахилл убивает Гектора», ок. 1610). Назовем также Д. Тенирса Младшего («Ахилл и дочери Ликомеда»), Ф. Жерара («Фетида приносит Ахиллу доспехи») и Э. Делакруа («Воспитание Ахилла», Национальная галерея в Праге).

Из драматургов нового времени к образу Ахилла первым обратился Корнель («Ахилл», 1673), в 20 в. - С. Выспяньский («Ахиллеида», 1903), Ахилл Сюарес («Ахилл-мститель», 1922), М. Маткович («Наследие Ахилла»). Гендель вывел на сцену Ахилла в опере «Деидамия» (1741), Керубини - в балете «Ахилл на Скиросе» (1804). Лишь два поэта попытались создать «недостающее звено» между «Илиадой» и «Одиссеей»: Стаций (1 в. н. э.) и Гёте брались за эпическую поэму «Ахиллеида», но ни тот ни другой не довели дело до конца.

Ахи́лл (др.-греч. Ἀχιλλεύς, Ахиллэус) (лат. Achilles ) — в героических сказаниях древних греков является храбрейшим из героев, предпринявших под предводительством Агамемнона поход против Трои. Имя a-ki-re-u (Ахиллей) зафиксировано в древнем Кноссе, его носят рядовые люди.

Мифы об Ахилле

Детство Ахилла

От браков олимпийских богов со смертными рождались герои. Они были наделены огромной силой и сверхчеловеческими возможностями, но не обладали бессмертием. Герои должны были выполнять на земле волю богов, вносить в жизнь людей порядок и справедливость. С помощью своих божественных родителей они совершали всевозможные подвиги. Герои высоко почитались, легенды о них передавались из поколения в поколение.

Фетида окунает Ахилла в воды Стикса
(Рубенс, Питер Пауль (1577-1640)

Сказания единогласно называют Ахилла сыном смертного — Пелея, царя мирмидонян, мать же его, морская богиня Фетида, принадлежит к сонму бессмертных. Первейшие версии рождения Ахилла упоминают печь Гефеста, куда Фетида, желая обожествить Ахилла (и сделать его бессмертным), клала сына, держа его за пятку. Согласно другому древнему преданию, которое не упоминает Гомер, мать Ахилла, Фетида, желая испытать, смертен ее сын или бессмертен, хотела окунуть новорожденного Ахилла в кипящую воду, подобно тому, как она делала с прежними своими детьми, но этому воспротивился Пелей. Позднейшие же сказания повествуют, что Фетида, желая сделать своего сына бессмертным, погрузила его в воды Стикса или, по другой версии, в огонь, так что одна лишь пята, за которую она его держала, осталась уязвимой; отсюда и поныне употребляемая поговорка — «Ахиллесова пята» — для обозначения чьей-либо слабой стороны.

Младенца Ахилла передают на воспитание Хирону

В детстве Ахилл носил имя Пиррисий (переводят как «Ледяной»), но когда огонь обжег ему губы, его назвали Ахилл («безгубый»). Согласно другим авторам Ахилла в детстве звали Лигироном. Подобная смена детского имени на взрослое, связанная с травмой или подвигом, — реликт инициационного ритуала (ср. смену детского имени «Алкид» на «Геракл» после убийства героем киферонского льва и победы над царём Эргином).

Обучение Ахилла (James Barry (1741-1806)

Ахилл воспитывался Хироном на Пелионе. Он не был женихом Елены (каковым называет его только Еврипид). Хирон кормил Ахилла костным мозгом оленей и других животных, отсюда будто бы, от а-хилос , и произошло его имя «бескормный», то есть «невскормленный грудью». По одному истолкованию Ахилл нашёл траву, которой можно излечивать раны.

Воспитание Ахилла и начало войны за Трою

Воспитание Ахиллес получил у Феникса, лечебному искусству обучил его кентавр Хирон. По другому сказанию Ахилл не знал врачебного искусства, но тем не менее исцелил Телефа.

По требованию Нестора и Одиссея и согласно воле своего отца Ахилл присоединился к походу против Трои во главе 50 кораблей (либо 60), причем взял с собой своего воспитателя Феникса и друга детства Патрокла (некоторые авторы называют Патрокла возлюбленным Ахилла). Согласно Гомеру Ахиллес прибыл в войско Агамемнона из Фтии. Согласно поэме Лесха буря занесла Ахиллеса на Скирос.

Опознание Ахиллеса среди дочерей Ликомеда (Bray)

Сказание послегомеровского цикла передаёт, что Фетида, желая спасти своего сына от участия в роковом для него походе, скрыла его у Ликомеда, царя острова Скироса, где Ахиллес в женских одеждах находился между царскими дочерьми. Хитрая уловка Одиссея, который под видом торговца разложил перед девушками женские украшения и, примешав к ним оружие, приказал неожиданно поднять боевой клич и шум, обнаружила пол Ахиллеса (который немедленно схватился за оружие), в результате разоблаченный Ахиллес был вынужден примкнуть к походу греков.

Согласно некоторым авторам в начале похода Ахиллесу было 15 лет, а война длилась 20 лет. Первый щит Ахилла изготовил Гефест, эту сцену изображают на вазах.

В течение долголетней осады Илиона Ахиллес неоднократно предпринимал набеги на различные соседние города. По существующей версии он пять лет бродил по скифской земле в поисках Ифигении.

В начале войны Ахиллес пытался взять город Монению (Педас), причем в него влюбилась местная девушка. «Нет ничего странного в том, что он, будучи влюбчивым и невоздержанным, мог ревностно заниматься музыкой».

Ахилл в «Илиаде»

Главный герой «Илиады».

На десятом году осады Илиона Ахиллес взял в плен прекрасную Брисеиду. Она послужила яблоком раздора который свою пленницу Астиному вынужден был вернуть её отцу Хрису, и потому заявил притязание на обладание Брисеидой.

Ахиллес принимает послов от Агамемнона
(Jean Auguste Dominique Ingres (1780-1867)

Разгневанный Ахиллес отказался от дальнейшего участия в битвах (ср. с аналогичным отказом сражаться оскорблённого Карны, величайшего героя индийского сказания «Махабхарата»). Фетида, желая отомстить Агамемнону за обиду, нанесённую её сыну, умолила Зевса даровать победу троянцам.

Гневный Ахиллес (Герман Вильгельм Биссен (1798-1868)

На следующее утро Фетида принесла своему сыну новые доспехи, скованные искусной рукой самого Гефеста (в особенности щит описывается в Илиаде, как дивное произведение искусства, — описание, имеющее важное значение для первоначальной истории греческого искусства). ; один лишь Гектор осмелился здесь противостоять ему, однако всё же обратился в бегство от Ахилесса.

Поединок Ахилла с Гектором

Преследуя убийцу своего друга, Ахиллес три раза заставил Гектора обежать вокруг стен Трои, наконец, настиг и убил его, привязал обнажённый за собой в лагерь греков. Пышно отпраздновав тризну по своему павшему другу Патроклу, Ахиллес вернул за богатый выкуп труп Гектора отцу его, царю Приаму, который явился в палатку героя молить его об этом.

Приам, испрашивающий у Ахиллеса тело Гектора, 1824
(Александр Андреевич Иванов (1806-1858)

В «Илиаде» от руки Ахиллеса погибло 23 троянца, названных по имени, например, Астеропей. Эней скрестил оружие с Ахиллесом, но затем бежал от него. Ахиллес сражался с Агенором, которого спас Аполлон.

Смерть Ахилла

Легенды эпического цикла повествуют, что при дальнейшей осаде Трои Ахилл убил в бою царицу амазонок и эфиопского князя , которые пришли на помощь троянцам. Мемнона Ахиллес убил, мстя за своего друга Антилоха, сына Нестора. В поэме Квинта Ахиллес убил 6 амазонок, 2 троянцев и эфиопа Мемнона. Согласно Гигину он убил Троила, Астинома и Пилемена. Всего же от руки Ахиллеса пало 72 воина.

Сразив множество врагов, Ахиллес в последней схватке дошел до Скейских ворот Илиона, но здесь и герой погиб. Согласно некоторым авторам Ахиллес прямо убит самим Аполлоном или стрелой Аполлона, принявшего облик Париса, или же Парисом, спрятавшимся за статуей Аполлона Фимбрейского. Самый ранний автор, упоминающий уязвимость лодыжки Ахилла, — Стаций, однако имеется более раннее изображение на амфоре VI в. до н. э., где видим Ахиллеса, раненного в ногу.

Гибель Ахиллеса

Позднейшие сказания переносят смерть Ахилла в храм Аполлона в Фимбре, близ Трои, куда он явился, чтобы обвенчаться с Поликсеной, младшей дочерью Приама. Эти сказания сообщают, что Ахилл был убит Парисом и Деифобом, когда сватался к Поликсене и пришёл на переговоры.

Согласно Птолемею Гефестиону Ахиллес был убит Геленом или Пенфесилеей, после чего Фетида воскресила его, он убил Пенфесилею и вернулся в Аид

Последующие предания

По существующей версии тело Ахиллеса было выкуплено за равный вес золота с золотоносной реки Пактол.

Щит Ахилла

Греки воздвигли Ахиллесу мавзолей на берегу Геллеспонта, и здесь же, чтобы умиротворить тень героя, принесли ему в жертву Поликсену. За доспехи Ахиллеса, по рассказу Гомера, спорили Аякс Теламонид и Одиссей Лаэртид. Агамемнон присудил их последнему. В «Одиссее» Ахилл пребывает в подземном царстве, где его встречает Одиссей. Похоронен Ахиллес в золотой амфоре (Гомер), которую Дионис подарил Фетиде (Ликофрон, Стесихор).

Но уже «Эфиопида», один из эпосов эпического цикла, повествует, что Фетида увела своего сына с горящего костра и перенесла его на остров Левка (наз. Змеиный остров при устье Истра Дуная), где он продолжает жить в обществе других обоготворенных героев и героинь. Остров этот служил центром культа Ахилла, равно как курган, который высится на Сигейском холме перед Троей и до сих пор слывёт гробницей Ахилла. Святилище и памятник Ахилла, а также памятники Патрокла и Антилоха были у мыса Сигей. Храмы его имелись ещё в Элиде, Спарте и других местах.

Филострат (род. в 170 г.) в сочинении «О героях» (215) приводит диалог между финикийским купцом и виноградарем, повествующий о событиях на Змеином острове. С завершением Троянской войны Ахилл и Елена вступили в брак после смерти (брак самого храброго с самой красивой) и проживают на Белом острове (о-в Левка) в устье Дуная на Понте Эвксинском. Однажды приплывшему на остров купцу явился Ахилл и попросил купить для него в Трое девушку-рабыню, указав, как ее найти. Купец исполнил поручение и доставил девушку на остров, но не успел еще его корабль далеко отплыть от берега, как он и его спутники услышали дикие крики несчастной девушки: Ахилл разорвал ее на части — она, оказывается, была последней из потомков царского рода Приама. Крики несчастной долетают до ушей купца и его спутников. Роль хозяина Белого острова, исполняемая Ахиллом, становится объяснимой в свете статьи Х. Хоммеля, показавшего, что даже в VII в. до н. э. этот персонаж, давно превратившийся в эпического героя, по-прежнему выступал в своей исконной функции одного из загробных демонов.

Именуется «царящим над скифами». Песнь о нём поет Демодок. В Трое появлялся призрак Ахилла, охотящегося на зверей.

Копье Ахилла хранилось в Фаселиде в храме Афины. Кенотаф Ахилла был в Элиде, в гимнасии. Согласно Тимею, Периандр воздвиг укрепление Ахиллея против афинян из камней Илиона, что опровергает Деметрий из Скепсиса. Статуи обнаженных эфебов с копьями назывались ахиллами.

Происхождение образа

Существует гипотеза, что изначально в греческой мифологии Ахилл являлся одним из демонов загробного мира (к каковым относились и другие герои — например, Геракл). Предположение о божественной природе Ахилла высказал Х. Хоммель в своей статье. Он показывает на материале греческих раннеклассических текстов, что даже в VII в. до н. э. этот персонаж, давно превратившийся в эпического героя, по-прежнему выступал в своей исконной функции одного из загробных демонов. Публикация Хоммеля вызвала активную дискуссию, пока не завершенную.

Образ в искусстве

Литература

Действующее лицо трагедий Эсхила «Мирмидоняне» (фр.131-139 Радт), «Нереиды» (фр.150-153 Радт), «Фригийцы, или Выкуп тела Гектора» (фр.263-267 Радт); сатировских драм Софокла «Поклонники Ахилла» (фр.149-157 Радт) и «Сотрапезники» (фр.562-568 Радт), трагедии Еврипида «Ифигения в Авлиде». Трагедии «Ахилл» писали Аристарх Тегейский, Иофонт, Астидамант Младший, Диоген, Каркин Младший, Клеофонт, Еварет, у Херемона была трагедия «Ахилл — убийца Терсита», из латинских авторов Ливий Андроник («Ахилл»), Энний («Ахилл по Аристарху»), Акций («Ахилл, или Мирмидоняне»).

Изобразительное искусство

Пластическое искусство древности неоднократно воспроизводило образ Ахиллеса. Изображение его дошло до нас на многих вазах, барельефах с отдельными сценами или целым рядом их, также на группе фронтона из Эгины (хранится в Мюнхене, см. Эгинское искусство), но нет ни одной статуи или бюста, который можно было бы отнести к нему с уверенностью.

Один из самых замечательных бюстов Ахиллеса хранится в Петербурге, в Эрмитаже. Печальная и вместе негодующая голова увенчана шлемом, который оканчивается нависшим вперёд гребнем, укреплённым на спине сфинкса; сзади этот гребень вьётся длинным хвостом. По обе стороны гребня изваяно в плоском рельефе по грифу, их разделяет пальметка. Передняя надлобная бляха шлема, оканчивающаяся с обеих сторон завитками, посредине украшена также пальметкой; по обе стороны от неё пара остромордых тонкохвостых псов с длинными прижатыми ушами, в ошейниках (по-видимому пара охотничьих псов, обнюхивающих землю). Выражение лица напоминает бюст, хранящийся в Мюнхене. Надо полагать, что здесь схвачен тот момент, когда уже надели на героя доспехи, скованные Гефестом, и вот лицо его уже загорелось гневом, жаждой мщенья, но печаль по милом друге ещё дрожит на губах, как отблеск внутренней сердечной тоски. Относится этот бюст, по-видимому, ко II веку н. э. к эпохе Адриана, но замысел его слишком глубок для этой эпохи, бедной творческой мыслью, и потому остаётся только предположить, что голова эта, как и мюнхенская, является подражанием, оригинал которого мог быть создан не позже Праксителя, то есть не позже IV—III в. до н. э.

В кинематографе

В 2003 году выходи двухсерийный телевизионный фильм «Елена Троянская», где Ахилла играет Джо Монтана.

Бред Питт исполняет роль Ахилла в фильме «Троя» 2004 года.

В астрономии

В честь Ахилла назван астероид (588) Ахиллес, открытый в 1906 году.