Литературно-исторические заметки юного техника. Правильное летоисчисление на Руси. Какой сейчас идет год в действительности? «Жди меня»: роман актрисы и поэта
28 ноября 1915 года в семье генерала русской императорской армии Михаила и княжны Александ-ры , в девичестве Оболенской , родился шестикратный лауреат Сталинской премии. По совместительству — русский Киплинг и Хемингуэй. Именно так впоследствии будут воспринимать поэта Константина Симонова.
Младенца назвали Кириллом. Позже мать Александра Леонидовна сокрушалась: «Испохабил своё имя. Выдумал какого-то Константина...» В его оправдание можно сказать, что причина для смены имени была веская: Симонов не выговаривал ровно половину букв своего первоначального имени. «Р» и «л» ему не давались, сливаясь в какую-то кашу.
Писатель Константин Симонов Фото: РИА Новости / Юрий Иванов
Какова цена мужества?
В европейской мифологии есть традиционный штамп описания героев древности: «Три недостатка было у него — он был слишком молод, слишком смел и слишком прекрасен». Если к этим «недостаткам» прибавить дефект речи, то получится достоверный портрет Константина Симонова.
Почти всякий, кто встречался с ним, прежде всего обращал внимание на его внешность. «Симонова я никогда прежде не видела. Он статен и красив. Читает прекрасно, полнозвучным музыкальным голосом» — это писатель и мемуарист Ирина Одоевцева . «Худощавый, стремительный, красивый, по-европейски элегантный» — это сотрудница журнала «Новый мир» Наталия Бианки . Оба воспоминания датированы 1946 г. — Одоевцева встречалась с Симоновым в Париже, Бианки — в Москве. Поэту 31 год, он в расцвете сил, женщины от него без ума, что вполне естественно.
Но то же самое можно сказать и о мужчинах. Вот каким увидел уже изрядно постаревшего Симонова актёр Олег Табаков в 1973 г.: «Он был красив той несуетливой, спокойной мужской красотой, которой, каждый год прибавляя седины в волосы, прибавлял всё больше терпкости и обаяния. Пожалуй, очень немногие люди вызывали столь сильное желание подражать. И в быту, и в мужском человеческом поведении». Насчёт последнего с Табаковым согласен и Евгений Евтушенко : «Мужества ему было не занимать».Как правило, мужество понимают несколько однобоко, имея в виду работу Симонова как журналиста в годы войны. Да, пулям он не кланялся. Под Могилёвом вырывался из окружения сквозь огонь немецких танков на изрешеченной осколками полуторке. Высаживался с десантом на Керченский полуостров. На Карельском фронте ходил в разведку по тылам финских частей. Летал бомбить Берлин. Но всегда повторял, что так в те суровые годы поступали многие его коллеги, и особого повода для гордости в этом не находил.
Корреспондент газеты «Красная звезда» Константин Симонов беседует с санитарками госпиталя. 1943 год Фото: РИА Новости / Яков Халип
Чем прогневал Хрущёва?
Новый лидер страны, Никита Хрущёв , взявший курс на разоблачение культа личности Сталина, любил и умел показать свой нрав. И решил надавить на Симонова, который к Сталину относился с подчёркнутым уважением. На встрече партийного руководства с писателями он грубо перебил выступавшего Константина Михайловича: «После XX съезда голос писателя Симонова звучит как-то невнятно!» На что тот ответил: «Никита Сергеевич! Даже шофёр не сразу может дать задний ход. Одни писатели изымают из собрания своих сочинений произведения о Сталине, другие спешно заменяют Сталина Лениным, а я этого делать не буду». Результат — смещение с поста секретаря правления Союза писателей, освобождение от должности главного редактора «Нового мира» и «творческая командировка», а по сути — ссылка в Ташкент.
Почему-то этот шаг считается доказательством то ли слепоты, то ли неразборчивости писателя. В сознании многих не укладывается, как мог уважать «кровавого тирана» человек, написавший такие строки:«Жди меня, и я вернусь
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: -Повезло.
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня».
А объясняется всё очень просто. Симонов так вспоминал детство: «Дисциплина в семье была строгая, чисто военная. Данное кому бы то ни было слово требовалось дер-жать; всякая, даже самая маленькая ложь презиралась». Честь. Долг. Верность. Неумение, как говорили в древности, «играть двумя щитами». А всё вместе — подлинный аристократизм духа.
На встрече советских кинематографистов. Слева-направо: кинорежиссер Григорий Александров, актриса Валентина Серова, писатель Константин Симонов и актрисы Любовь Орлова и Татьяна Окуневская. Москва, 1945 год. Фото: РИА Новости / Анатолий Гаранин
Что о нём запомнят?
Про стихотворение «Жди меня» тот же Евтушенко говорил: «Это произведение никогда не умрёт».
Видимо, подразумевая, что насчёт остальных стихов уверенным быть нельзя. Но вот интересный момент. В одной современной анти-утопии описано будущее, где Россия оккупирована Западом. Там действуют отряды сопротивления. На своих тайных сходках партизаны будущего поют под гитару. И не что-нибудь, а поэму Симонова «Ледовое побоище», где немцы приходят к нам очень пафосно, а заканчивается всё, как и положено:
Одни лежали, захлебнувшись
В кровавой ледяной воде,
Другие мчались прочь, пригнувшись,
Трусливо шпоря лошадей.
Под Кёнигсбергом на рассвете
Мы будем ранены вдвоём,
Отбудем месяц в лазарете,
И выживем, и в бой пойдём.
А ведь написаны «Однополчане» были в 1938 г. До взятия Кёнигсберга оставалось ещё 7 лет.
Наверное, таким должен быть национальный поэт. Тонкая лирика. Сильные, до дрожи, образы. Пророческий дар. И — жизненное кредо, которое выразил сам Симонов в романе «Живые и мёртвые»: «Нет ничего трудней, чем гибнуть, не платя смертью за смерть».
О Константине Михайловиче Симонове можно сказать, что это был советский человек-легенда, поэт и писатель, журналист, сценарист и общественный деятель, труды которого оценены по достоинству не одним поколением. Биография Константина Симонова очень насыщенная и рассказывает об огромном литературном таланте, который ковался под пулями и разрывными снарядами Второй мировой.
Константин Симонов. Краткая биография
Настоящее имя писателя - Кирилл, он появился на свет 15 (28) ноября 1915 года в Петрограде. Отца писатель не знал, тот без вести пропал в Первую мировую.
Когда мальчику было четыре года, они вместе с мамой переехали в Рязань, где у него появился отчим, А. Г. Иванишев, - бывший белогвардеец, полковник, который после революции преподавал тактику ведения боя в военных училищах, а затем стал командиром РККА.
Биография Константина Симонова дальше рассказывает о том, что его жизнь в дальнейшем прошла в военных гарнизонах и командирских общежитиях. По окончании семилетней школы он учился в фабрично-заводском училище. После стал работать в Саратове токарем, а потом, в 1931 году, его семья перебралась в Москву. Спустя несколько лет он поступил на обучение в им. Горького. В студенческие годы напишет немало художественных произведений и стихов Константин Симонов. Краткая биография дальше указывает на то, что по окончании института, в 1936 году, он начинает печататься в литературных журналах «Октябрь» и «Молодая гвардия». И в этом же году его принимают в Союз писателей СССР.
Служба военного корреспондента
Потом он учится в аспирантуре ИФЛИ и издает поэму «Павел Черный». Свое имя Кирилл он поменяет на псевдоним Константин по причине невыговаривания им буквы «р».
Биография Константина Симонова содержит факт того, что в 1939 году его отправили военным корреспондентом на Халхин-Гол, после чего в свой институт он уже не вернется. В это время начинает расти его популярность.
В 1940 году он написал пьесу «История одной любви», за ней в 1941 году создал пьесу «Парень из нашего города». Затем поступил в Военно-политическую академию им. Ленина и в 1941 году выпустился в военном звании интенданта второго ранга.
Война
В самом начале ВОВ был призван в армию, работал в издательстве «Боевой знамя», но почти сразу уехал специальным корреспондентом «Красной звезды» в осажденную Одессу. Биография Константина Симонова в эти годы весьма насыщенна.
Звание старшего батальонного комиссара он получил в 1942 году, в 1943-м ему присвоили звание подполковника, а после войны он получил звание полковника. В эти годы он написал такие свои известные произведения, как «Жди меня», «Русские люди», «Дни и ночи», сборники стихов «Война» и «С тобой и без тебя».
Константин Симонов в качестве военного корреспондента побывал в Югославии, Румынии, Польше и Германии. Он стал свидетелем последних дней сражений за Берлин.
Все эти события были описаны в многочисленных сборниках очерков: «Славянская дружба», «Югославская тетрадь», «Письма из Чехословакии» и т. д.
Послевоенное творчество
По окончании войны биография Симонова Константина Михайловича указывает на то, что на протяжении трех лет он работал в должности редактора журнала «Новый мир» и был в частых командировках в Китае, США и Японии. Потом, с 1958 по 1960 год, он работал в издании «Правда» среднеазиатских республик.
Известными его произведениями того времени стали романы «Товарищи по оружию», «Последнее лето», «Солдатами не рождаются». По ним было поставлено много художественных картин.
После смерти Сталина К. Симонов пишет о нем несколько статей, за это попадает в опалу к Хрущеву. Его срочно убирают с должности главного редактора «Литературной газеты».
Писатель скончался в Москве 28 августа 1979 года. Биография Симонова Константина Михайловича на этом прерывается. Согласно завещанию писателя, его прах был развеян под Могилевом, над Буйничским полем. В этом процессе участвовали вдова писателя Лариса Жадова, его дети, фронтовые друзья и ветераны. Это место было дорого ему тем, что в 1941 году он стал свидетелем жестоких сражений и того, как советские войска подбили 39 фашистских танков. Эти события он описывает в романе «Живые и мертвые» и в дневнике «Разные дни войны».
Сегодня установлен огромный камень на окраине поля с памятной доской «К. М. Симонов». У него было множество наград и званий. Ведь это был поистине великий русский человек.
Константин Симонов: биография, личная жизнь
Его первой женой стала Наталья Викторовна Гинзбург, которая с отличием закончила Литературный институт им. Горького и работала литературным критиком, а потом заведовала редакцией «Профиздат». Писатель посвятил ей свою замечательную поэму «Пять страниц» (1938 г.).
Второй его женой стала Евгения Самойловна Ласкина, работавшая литературным редактором и заведовавшая отделом поэзии в издательстве «Москва». Благодаря ей в 60-х годах был опубликован роман «Мастер и Маргарита» Булгакова. В 1939 году она родила ему сына Алексея.
Серова
В 1940 году Константин Симонов влюбляется в актрису Валентину Серову - жену погибшего комбрига Анатолия Серова (Героя Испании) и расстается с Ласкиной.
В теме: «Константин Симонов: биография и творчество» нельзя не отметить тот факт, что любовь всегда являлась главным вдохновением для него. В это время он пишет свое известное произведение «Жди меня», а потом выходит фильм с одноименным названием, где главную роль сыграла Валентина Серова. Они прожили вместе 15 лет, в 1950 году у них родилась дочь Мария.
В 1940 он создает свое известное произведение «Парень из нашего города». Его жена стала прототипом главной героини Вари, а Анатолием Серовым был Луконин. Но актриса не захотела участвовать в спектакле, так как еще переживала потерю мужа.
В 1942 году появился сборник стихотворений «С тобой и без тебя», который был посвящен Валентине Васильевне Серовой. Эту книгу достать было совершенно невозможно, поэтому ее переписывали вручную и учили наизусть. В те годы ни один поэт не имел столь оглушительного успеха, как Константин Симонов, особенно после выпуска этого сборника.
Они поженились в 1943 году, у них дома собиралось огромное количество гостей. Всю войну Валентина Васильевна прошла вместе с мужем в составе концертных бригад. В 1946 году Симонов по поручению правительства едет во Францию, чтобы вернуть на родину писателей-эмигрантов И. Бунина, Н. Тэффи, Б. Зайцева и берет свою жену.
Жадова
Но история их любви не имела счастливого конца.
Последней супругой писателя в 1957 году стала дочь Героя Советского Союза генерала А. С. Жадова - Лариса Алексеевна, вдова умершего фронтового друга Симонова С. П. Гудзенко. Она была известным искусствоведом. Симонов удочерил ее дочь от первого брака Екатерину, потом у них родилась дочь Александра.
Нам необходимо помнить свою историю, и идти по своему пути.
В настоящее время мы пользуемся датировкой лет от Рождества Христова и Григорианским календарём. Не забыт и Юлианский календарь, так называемый «старый стиль». Ежегодно в январе мы вспоминаем о нём, когда отмечаем «старый» Новый год. Также средства массовой информации заботливо напоминают о смене лет по Китайскому, Японскому, Тайскому и прочих календарях. Безусловно, это расширяет наш кругозор.
Давайте расширим свой кругозор. Но, чтобы кругозор стал ещё шире, давайте прикоснёмся к древнейшей традиции летоисчисления Славянских народов — Даарийскому Круголету Числобога, по которому ещё не так давно жили наши Предки. Ныне этим календарём пользуются только Староверы — представители самой древней Славяно-Арийской Веры — Инглиизма. Повсеместное использование нашего древнего календаря прекратилось немногим более 300 лет назад, когда царь Пётр 1 своим Указом ввёл на территории Руси иностранный календарь и повелел в ночь на 1 января праздновать наступление 1700 года от рождения Иисуса Христа.
Реформа календаря украла (как минимум) 5500 лет нашей истории. А на Руси в то время шло Лето 7208 от Сотворения Мира в Звёздном Храме. Принято считать, что это нововведение Петра 1 было прогрессом для России, приобщением её к «европейской культуре». Но совершенно не говорится о том, что император не просто поменял календарь, он фактически «украл», как минимум(!). пять с половиной тысяч лет нашей истинной истории. Ведь под событием, от которого вёлся отсчёт лет — Сотворение Мира в Звёздном Храме (5508 г, до Р.Х.), подразумевалось вовсе не сотворение вселенной библейским богом, а буквально; подписание мирного договора в год Звёздного Храма по Круголету Числобога после победы Державы Великой Расы (в современном понимании — России) над империей Великого Дракона (по современному — Китая). Кстати говоря, символическое изображение всадника на белом коне, поражающего копьём дракона, известное по христианской традиции как Георгий Победоносец, на самом деле символизирует как раз эту победу. Именно поэтому издавна этот символ так распространён и почитаем на Руси среди Славяно-Арийских народов.
От каких событий велось летоисчисление?
Возникает естественный вопрос: а от какого же события велось летоисчисление до Сотворения Мира в Звёздном Храме? Ответ очевиден — от более раннего значительного события. Более того, параллельно могли вестись отсчёты лет от разных событий. Именно так, с упоминания нескольких временных отрезков и начинались древние летописи. Для примера приведём несколько датировок нынешнего 2004 года от RX: — Лето 7512 от Сотворения Мира в Звёздном Храме — Лето 13012 от Великого Похолодания — Лето 44548 от Сотворения Великого Коло Рассении — Лето 106782 от Основания Асгарда Ирийского — Лето 111810 от Великого Переселения из Даарии — Лето 142994 от периода Трёх Лун — Лето 153370 от Асса Деи — Лето 185770 от Времени Туле — Лето 604378 от Времени Трёх Солнц и т.д. Очевидно, что в контексте современной «официальной» хронологии эти датировки выглядят просто фантастическими, Но для самостоятельно мыслящего человека, интересующегося древним Культурным наследием народов Земли, такие «пропасти лет» не выглядят столь уж пугающе. Ведь не только в Славяно-Арийских Ведах, но и в довольно многочисленных дошедших до нас памятниках письменности по всей Земле упоминаются ещё куда более продолжительные отрезки исторического времени, На эти же факты указывают и непредвзятые археологические и палео-астрономические исследования. Также очень интересно будет вспомнить, что в допетровские времена на Руси для обозначения численных величин использовались не цифры, как сейчас принято, а буквицы титлованные, т.е. славянские буквы со служебными символами.
Что «исправили» Кирилл и Мефодий?
А так как календарь-это традиция письменная (попробуйте-ка устно вести и передавать из поколения в поколение столь сложный и динамичный массив информации), то очевидно, что до времён Петра I письменность на Руси уже существовала, по меньшей мере(!) семь с лишним тысяч лет. Однако считается, что письменность была «изобретена» специально для нас, «безграмотных», двумя греческими монахами Кириллом и Мефодием, которые лишь добавили в нашу азбуку несколько греческих букв вместо непонятных им дифтонгов. И, скромно говоря, вызывает удивление всё нарастающая помпезность при проведении ежегодных «кирилло-мефодиевников» и «дней рождения» «славянской» письменности. В настоящее время, коль скоро мы пользуемся современным календарём (от Р.Х.), то правильнее будет его применять только для событий последних трёхсот лет. А более древние события, для ясного понимания их сути, должны быть датированы в той системе летоисчисления, которая употреблялась до 1700 года, Иначе возможно неправильное толкование нашей истории, культуры, традиций и обычаев. Вызывает искреннее сожаление датировка допетровских событий в современных учебниках, Например, годом Ледового побоища на Чудском озере называют 1242 год, а в то время на Руси шёл 6750 год. Или, например, годом крещения Киева считают 988 год от рождения Иисуса Христа. Но в Киеве тогда отметили Лето 6496 от Сотворения Мира в Звёздном Храме.
Братья и сестры, давайте помнить наше прошлое, искать его, если злые умы специально его от нас прячут.
Многие поколения историков ставит в тупик краткая запись в одном из самых авторитетных источников - Ипатьевской летописи: «В лето 6750 не бысть ничтоже». То есть в этот год не было никакого достопримечательного события, достойного войти в анналы истории. Но лето 6750-го - это ведь 1242 год! Весной этого года, 5 апреля, Александр Невский разбил войско Тевтонского ордена на льду Чудского озера. Эта битва, известная каждому школьнику как Ледовое побоище, считается одним из самых значимых событий в истории средневековой Руси. Почему же о ней ничего не знал летописец? Попробуем пролить свет на эту загадку.
Официальная версия
О Ледовом побоище наши соотечественники в основном судят по знаменитому фильму Сергея Эйзенштейна «Александр Невский» - картине гениальной, но, к сожалению, весьма далекой от исторической правды. Однако при съемке режиссер опирался на классическую версию хода битвы на Чудском озере, принятую официальной отечественной историографией. Эта версия доминирует до сих пор.
Итак, в августе 1240 года Тевтонский орден, утвердившийся на землях Прибалтики, начал поход на Русь. Это войско составили тевтонские рыцари со своей челядью, ополчение дерптского епископа Германа, дружина псковского князя Ярослава Владимировича, переметнувшегося к врагам, войско эстов и войско какого-то короля, упоминаемое в Ливонской рифмованной хронике (то ли датского, то ли шведского). Крестоносцы взяли Изборск и разбили вышедшее им навстречу псковское войско. В бою погибли 800 псковичей, в том числе воевода Гаврила Гориславович - тот самый, который якобы вскоре открыл немцам ворота Пскова после семидневной осады. Ливонское нашествие не помешало новгородской вольнице выгнать князя Александра Невского в Переславль-Залесский. И только когда немцы захватили крепость Копорье и оказались в 30 верстах от Новгорода, новгородцы одумались и позвали князя назад.
Вернувшись в Новгород в 1241 году, Невский выступил к Копорью, взял крепость штурмом, часть пленных рыцарей отпустил (надо полагать, за хороший выкуп), а всю чудь из копорского гарнизона перевешал. В марте 1242 года Александр вместе с братом Андреем, пришедшим на помощь во главе владимирского войска, взял Псков. После этого война переместилась во владения ордена.
5 апреля 1242 года противоборствующие армии сошлись на льду Чудского озера. Немецко-чухонское войско построилось сомкнутой фалангой в виде клина, такой строй еще назывался «железной свиньей». Этот клин, в вершине которого сражались лучшие рыцари ордена, пробил центр русского войска, отдельные ратники обратились в бегство. Выждав момент, когда крестоносцы увязли в русском войске достаточно глубоко, князь Александр ударил лучшими своими силами с флангов и взял противника в клещи. Не выдержав натиска, немцы начали отступление, превратившееся в паническое бегство. Русские гнали их по озеру семь верст, но до противоположного Соболицкого берега добрались далеко не все. В ряде мест лед подломился под столпившимися немцами, многие из них оказались в воде и потонули.
Утопленников не было
О Ледовом побоище написано множество книг, в которых приводятся подробнейшие детали битвы, карты, схемы... Но у пытливого исследователя до сих пор остается множество вопросов. Например, непонятно, в каком конкретном месте происходила эта битва, сколько воинов в ней участвовало, каковы были потери противоборствующих сторон и т.д.
По официальной версии, в русском войске было 15-17 тысяч человек, в орденском - 10-12 тысяч. Но столько народу в то время не могло набраться ни при каком раскладе. К концу 30-х годов XIII века все население Новгорода, включая женщин, детей и стариков, составляло чуть больше 14 тысяч человек. Поэтому новгородское ополчение никак не могло быть больше двух тысяч человек. И даже если приплюсуем к ним некоторое количество ополченцев из других мест Новгородской земли, а также псковичей, княжеские дружины Александра и Андрея, все равно получится войско максимумом в 3-4 тысячи ратников.
А что же вражеское войско? Рифмованная хроника говорит о том, что на каждого орденского воина в битве приходилось 60 русских. Но это явное преувеличение. На самом деле немецко-чухонские силы составляли 1200-1800 человек. А если учесть, что весь Тевтонский орден вместе с влившимся в него Ливонским насчитывал менее трех сотен братьев-рыцарей, большинство из которых в это время сражались за Гроб Господень в Палестине, на битву с русскими могло их выйти не более полусотни; основную массу войска составила чудь - предки нынешних эстонцев.
О русских потерях наши летописи стыдливо умалчивают. Но зато о немецких сказано, что на льду Чудского озера погибло 500 рыцарей, полсотни было взято в плен, а чуди побито было «без числа». А Ливонская рифмованная хроника считает, что в битве было потеряно только 20 рыцарей убитыми и шестеро взято в плен. Конечно, во всех войнах свои потери преуменьшаются, а вражеские преувеличиваются, но здесь уж слишком большое расхождение в цифрах.
Причем русские источники утверждают, что основные потери тевтонцев связаны с тем, что весенний лед не выдержал тяжести доспехов сбившихся в кучу рыцарей и многие из них потонули. Возникает законный вопрос: а почему же не проваливались русские витязи?
Современный историк Анатолий Бахтин утверждает, что все летописные сведения о битве были фальсификацией: «Не было там умопомрачительного столпотворения воюющих сторон, не было и массового ухода людей под лед. В те времена доспехи тевтонцев по своему весу были сопоставимы с вооружением русских ратников. Те же кольчуга, щит, меч. Только вместо традиционного славянского шишака голову братьев-рыцарей защищал ведрообразный шлем. Не было в те времена и латных лошадей. Ни в одной из существующих хроник невозможно отыскать рассказ о треснувшем льде на Чудском озере, об ушедших под воду участниках сражения».
Триумф пропаганды
Подытоживая вышесказанное, приходится признать: великой битвы, по масштабу сравнимой с Грюнвальдской, попросту не было. Была пограничная стычка двух отрядов - по тем временам, впрочем, довольно значительных. А до эпических масштабов эту победу раздули новгородские «имиджмейкеры» по прямому указанию Александра Невского. Тем самым его имя навсегда было вписано в историю России. Это ли не величайший триумф пропаганды?
Не потому ли в Ипатьевской летописи сказано: «В лето 6750 не бысть ничтоже»? То ли летописец был недостаточно информирован, то ли не счел нужным переводить дорогой пергамент на столь незначительное событие. Конечно, историки до сих пор не знают, в каком именно месте велась эта летопись. Но уж точно не в Новгородской земле. А дела соседей в ту пору междоусобиц мало кого интересовали. Тем не менее, если бы битва на Чудском озере имела столь эпохальное значение, какое приписывают ей отечественные историки, она нашла бы куда более широкое отражение в документах того времени.
И в «Хронике земли Прусской» Петра из Дусбурга Ледовое побоище тоже не упоминается. И даже в Лаврентьевской летописи, опирающейся на великокняжеский свод 1281 года, составленный при сыне Александра Невского, князе Дмитрии, сказано скупо: «В лето 6750 ходи Александръ Ярославичь с Новъгородци на Немци и бися с ними на Чюдъскомъ езере оу Ворониа камени. И победи Александра и гони по леду 7 верст секочи их».
Современный историк и писатель Андрей Балабуха пишет: «Но постепенно стараниями сподвижников (вроде митрополита Кирилла - того самого, что в 1263 году после смерти Александра сказал, обращаясь к жителям стольного града Владимира: „Дети мои милые! Знайте, что зашло солнце земли Русской!") и княжих потомков пропагандистский миф полностью возобладал над историческими фактами. И положение это - в общественном мнении, в художественной литературе, в школьных и вузовских учебниках, наконец, - сохраняется по сей день.
Оставим в стороне идеологию с пропагандой и зададимся единственным вопросом: если и впрямь грозный меч Александра Невского остановил нашествие ордена, отчего ж его отдаленному потомку Ивану IV Грозному тремя веками позже пришлось вести с этим самым орденом печально известную Ливонскую войну?»
Валерий НИКОЛАЕВ
5 апреля 1242 года, 770 лет тому назад, русский князь Александр Невский на льду Чудского озера одержал победу над рыцарями Ливонского ордена, не позволив тем осуществить «дранг нах остен».
Если бы не малотолерантный к чужим культурам и обычаям князь, то лет 700 бы уже сосиски с пивом кушали.
Подняв мечи из русской стали,
Нагнув копейные древки,
Из леса с криком вылетали
Новогородские полки.
К мохнатым гривам наклоняясь;
И первым на коне огромном
В немецкий строй врубился князь...
История и реконструкция Ледового побоища . Видео - тексты - 3D-картинки в ассортименте.
Константин Симонов, поэма «Ледовое побоище»
На голубом и мокроватом
Чудском потрескавшемся льду
В шесть тыщ семьсот пятидесятом
От Сотворения году,
В субботу, пятого апреля,
Сырой рассветной порой
Передовые рассмотрели
Идущих немцев темный строй.
На шапках перья птиц веселых,
На шлемах конские хвосты.
Над ними на древках тяжелых
Качались черные кресты.
Оруженосцы сзади гордо
Везли фамильные щиты,
На них гербов медвежьи морды,
Оружье, башни и цветы.
Все было дьявольски красиво,
Как будто эти господа,
Уже сломивши нашу силу,
Гулять отправились сюда.
Ну что ж, сведем полки с полками,
Довольно с нас посольств, измен,
Ошую нас Вороний Камень
И одесную нас Узмень.
Под нами лед, над нами небо,
За нами наши города,
Ни леса, ни земли, ни хлеба
Не взять вам больше никогда.
Всю ночь, треща смолой, горели
За нами красные костры.
Мы перед боем руки грели,
Чтоб не скользили топоры.
Углом вперед, от всех особо,
Одеты в шубы, в армяки,
Стояли темные от злобы
Псковские пешие полки.
Их немцы доняли железом,
Угнали их детей и жен,
Их двор пограблен, скот порезан,
Посев потоптан, дом сожжен.
Их князь поставил в середину,
Чтоб первый приняли напор,-
Надежен в черную годину
Мужицкий кованый топор!
Князь перед русскими полками
Коня с разлета развернул,
Закованными в сталь руками
Под облака сердито ткнул.
"Пусть с немцами нас бог рассудит
Без проволочек тут, на льду,
При нас мечи, и, будь что будет,
Поможем божьему суду!»
Князь поскакал к прибрежным скалам,
На них вскарабкавшись с трудом,
Высокий выступ отыскал он,
Откуда видно все кругом.
И оглянулся. Где-то сзади,
Среди деревьев и камней,
Его полки стоят в засаде,
Держа на привязи коней.
А впереди, по звонким льдинам
Гремя тяжелой чешуей,
Ливонцы едут грозным клином -
Свиной железной головой.
Был первый натиск немцев страшен.
В пехоту русскую углом,
Двумя рядами конных башен
Они врубились напролом.
Как в бурю гневные барашки,
Среди немецких шишаков
Мелькали белые рубашки,
Бараньи шапки мужиков.
В рубахах стираных нательных,
Тулупы на землю швырнув,
Они бросались в бой смертельный,
Широко ворот распахнув.
Так легче бить врага с размаху,
А коли надо умирать,
Так лучше чистую рубаху
Своею кровью замарать.
Они с открытыми глазами
На немцев голой грудью шли,
До кости пальцы разрезая,
Склоняли копья до земли.
И там, где копья пригибались,
Они в отчаянной резне
Сквозь строй немецкий прорубались
Плечом к плечу, спиной к спине.
Онцыфор в глубь рядов пробился,
С помятой шеей и ребром,
Вертясь и прыгая, рубился
Большим тяжелым топором.
Семь раз топор его поднялся,
Семь раз коробилась броня,
Семь раз ливонец наклонялся
И с лязгом рушился с коня.
С восьмым, последним по зароку,
Онцыфрор стал лицом к лицу,
Когда его девятый сбоку
Мечом ударил по крестцу.
Онцыфор молча обернулся,
С трудом собрал остаток сил,
На немца рыжего рванулся
И топором его скосил.
Они свалились наземь рядом
И долго дрались в толкотне.
Онцыфор помутневшим взглядом
Заметил щель в его броне.
С ладони кожу обдирая,
Пролез он всею пятерней
Туда, где шлем немецкий краем
Неплотно сцеплен был с броней.
И при последнем издыханье,
Он в пальцах, жестких и худых,
Смертельно стиснул на прощанье
Мясистый рыцарский кадык.
Уже смешались люди, кони,
Мечи, секиры, топоры,
А князь по-прежнему спокойно
Следит за битвою с горы.
Лицо замерзло, как нарочно,
Он шлем к уздечке пристегнул
И шапку с волчьей оторочкой
На лоб и уши натянул.
Его дружинники скучали,
Топтались кони, тлел костер.
Бояре старые ворчали:
"Иль меч у князя не остёр?
Не так дрались отцы и деды
За свой удел, за город свой,
Бросались в бой, ища победы,
Рискуя княжьей головой!»
Князь молча слушал разговоры,
Насупясь на коне сидел;
Сегодня он спасал не город,
Не вотчину, не свой удел.
Сегодня силой всенародной
Он путь ливонцам закрывал,
И тот, кто рисковал сегодня, -
Тот всею Русью рисковал.
Пускай бояре брешут дружно -
Он видел все, он твердо знал,
Когда полкам засадным нужно
Подать условленный сигнал.
И, только выждав, чтоб ливонцы,
Смешав ряды, втянулись в бой,
Он, полыхнув мечом на солнце,
Повел дружину за собой.
Подняв мечи из русской стали,
Нагнув копейные древки,
Из леса с криком вылетали
Новогородские полки.
По льду летели с лязгом, с громом,
К мохнатым гривам наклоняясь;
И первым на коне огромном
В немецкий строй врубился князь.
И, отступая перед князем,
Бросая копья и щиты,
С коней валились немцы наземь,
Воздев железные персты.
Гнедые кони горячились,
Из-под копыт вздымался прах,
Тела по снегу волочились,
Завязнув в узких стременах.
Стоял суровый беспорядок
Железа, крови и воды.
На месте рыцарских отрядов
Легли кровавые следы.
Одни лежали, захлебнувшись
В кровавой ледяной воде,
Другие мчались прочь, пригнувшись,
Трусливо шпоря лошадей.
Под ними лошади тонули,
Под ними дыбом лед вставал,
Их стремена на дно тянули,
Им панцирь выплыть не давал.
Брело под взглядами косыми
Немало пойманных господ,
Впервые пятками босыми
Прилежно шлепая об лед.
И князь, едва остыв от свалки,
Из-под руки уже следил,
Как беглецов остаток жалкий
К ливонским землям уходил.
